«…О, чувство локтя около ребра!
Вокруг тебя поборники добра
всех профсоюзов, возрастов и званий…
Там, впереди, среди гранитных зданий,
как волнорезы поперек реки —
поставленные в ряд грузовики.
Бездушен и железен этот строй —
он только знает „осади“ да „стой“,
он норовит ревущую лавину
направить в русло, втиснуть в горловину;
не дрогнув, может он перемолоть
всю плачущую, плещущую плоть.
Вперед, вперед, свободные рабы,
достойные Ходынки и Трубы!
Там, впереди, проходы перекрыты —
давитесь! Разевайте рты как рыбы!
Вперед, вперед, истории творцы!
Вам мостовой достанутся торцы,
хруст ребер и чугунная ограда
и топот обезумевшего стада…»
Эти строки посвящены трагическим событиям 6 марта 1953 года на Трубной площади Москвы. В тот роковой день поэт Герман Плисецкий тоже пошел сказать последнее «прощай» вождю Советского Союза и оказался на печально известной «Трубе». Ему посчастливилось выжить, и он запечатлел свои воспоминания, как умел, – поэтическим словом. Так была написана поэма «Труба», опубликованная впервые в журнале «Грани» во Франкфурте-на-Майне в 1967 году. Но как ни старался Плисецкий передать весь ужас того дня, в реальности все было куда прозаичнее и страшнее…
Несмотря на все злодеяния генсека и режим террора, царивший в СССР, Сталина оплакивала практически вся страна. Практически – потому что живы были родные раскулаченных, расстрелянных, репрессированных… Однако всяческое выявление радости и протест против траура жестоко подавлялся. Для аргументации можно привести всего два из сотен зафиксированных случаев. Так, «9 марта 1953 года после траурного митинга… продавали газеты с портретом т. Сталина, лежащего в гробу. Кичкина хотела взять газету вне очереди, но ее не пустили, затем она толкнула девочку и сказала: „Чтобы и ты сдохла так, как он“, упоминая имя вождя. После этого женщины обозлились и стали бить Кичкину, но она при этом повторила: „Сдох он, – упоминая имя вождя, – сдохните и вы“…», и тогда же «в траурный день… занимались погрузкой цемента на автомашину в бетонном цехе. Находившийся… среди нас грузчик Ик Борис сказал: „Никаких трауров, давайте грузить, погрузим машину, а потом будем справлять траур и обедать пойдем“…» Стоит ли говорить, что за «антисоветскую агитацию» и Кичкина, и Ик оказались в еще работающем на полную мощность ГУЛАГе?
Но куда больше было других сообщений и писем. Люди, взращенные на идеологии Сталина-Ленина, просто не знали, какая жизнь их ждет: «Собрались бывшие военные, офицеры, и я там был, они говорили: за кого мы будем теперь умирать? За Сталина мы готовы были отдать жизнь…», «Ему все было подчинено, все начиналось со Сталина и кончалось им. Но диктатором мы его не считали. Мы его признавали нашим учителем, вождем, руководителем…» Со дня смерти Сталина и через много месяцев после похорон в газетах публиковались длинные соболезнования – и от руководителей правительств, и от простых людей. Приведем только некоторые из них: «…благодаря советской власти, а также и лично И. В. Сталину, мы вышли в люди. …Жаль, очень жаль вождя и учителя, нашего отца Иосифа Виссарионовича Сталина. Он воспитал меня, как отец родной, вместо папы»; «С 3-го марта я все ночи не спала. Как мне тяжело переносить этот урон, эту печаль, эту скорбь. Я согласна лечь за родного Сталина, за деятеля всего мира, и таких как я пусть тысячу человек умерло, а родной Сталин пусть остался и пожил бы еще хотя 20 лет»; «Пусть смерть придет тому, кто мечтал о смерти И. В. Сталина. Пусть смерть придет тому, кто думает о том, что смерть Сталина создаст панику и расстройства порядка в СССР. Сталин не умер, он всегда в сердцах народа»…