она уходила.
Она подошла к лифту. Одна. Дверцы распахнулись. Она шагнула в темное устройство, которое опустит ее с небес на землю, из сказки в быль (или пыль?). Дверцы захлопнулись. Но в лифте она оказалась не одна. Ипатов-младший, бесшумно следовавший за ней, вошел следом, а она ничего не слышала и не видела.
Радмила загородилась от него розами.
— Дорогу я знаю. И я уже вызвала такси.
— Совершенно в твоем духе. — Губ Ипатова коснулась неуловимая мефистофелевская улыбка. — Я пошел за тобой следом, чтобы ты со мной не прощалась.
— Съемки закончились.
— Но кое-что только начинается.
Ее сердце ударилось о ребра, заныло, заскулило. Она уткнулась носом в розы. Лифт миновал девятый этаж.
— Я ничего не жду и ничего не хочу.
— Знаю.
— И?..
— И именно поэтому не прощаюсь с тобой. — Ипатов чем-то подозрительно звенел в кармане. Звук напоминал позвякивание ключей…
— Но если ты не прощаешься, то что же ты тогда сейчас здесь делаешь?
— Провожаю тебя до такси. — Агаты сощурились, и от их блеска жаркие волны покатились по телу.
Радмила снова спряталась в розы, оцарапав себе нос. Боль вернула ее в реальный мир.
* * *
— Я назову тебя Гликерией, что означает «сладкая». Ты именно такая. Красивая и сладкая. Не то что я. Я горькая-горькая, как лук. И такая же противная. Фу-у-у…
Подперев дрожащий подбородок ладонью, Радмила смотрела на свою новую подружку. У Гликерии были дивно распахнутые голубые глаза-глазищи; пушистые ресницы едва не касались кончика мило вздернутого носика; пухлые щечки цвели нежно-розовым румянцем, а губки были сложены в алое глянцевое сердечко.
Золотые локоны ниспадали из-под кокетливой атласной шляпки, украшенной задорным зеленым пером. Изумрудное шелковое платье — сплошь кружева и рюшечки — мерцало, переливаясь на свету. Выглядывающие из-под пышного подола башмачки с серебряными пряжками вызывали зависть.
Гликерия была чудесна. Необыкновенно красивая коллекционная кукла, с фарфоровым личиком, единственная в своем роде. Интересно, Виталий Викторович сам ее выбирал? А что, он-то может. А вот младшенький Ипатов… Нет, младшенький вряд ли потащится в магазин эксклюзивных товаров, чтобы выбрать куклу для такой девицы, как Радмила Туманова. Скорее он ее просто сфотографирует. Куклу, разумеется. А Радмила Туманова в качестве фотообъекта у него не котируется.
Эх-х-х…
Радмила одним глотком допила застоявшийся в стакане портвейн и строго произнесла:
— А теперь, Гликерия, пора спать. Ночь на дворе. Завтра будет новый день моей старой жизни. Сказки кончились. Спокойной ночи, моя хорошая.