Пора прощаться. С этим миром, иллюзиями и мечтами. Но не с Феликсом!
— Мы останемся с вами друзьями, Радмила? — Голос Виталия Викторовича неожиданно наполнился вкрадчивыми бархатистыми тонами.
Вот ведь какой! Только что угрожал, глумился, и вот уже о дружбе поет. Радмила мысленно вскипела.
— Если только расстанемся навсегда, — процедила она сквозь зубы.
— Навсегда не получится. По крайней мере, пока вы спите с Феликсом. — Ипатов-старший понимающе усмехнулся. — На вашем пути я, конечно, стоять не буду. Но я буду маячить за спиной…
— Тогда я не стану оборачиваться.
— Это правильно. Потому что если вы обернетесь — можете сделать неверный шаг, а я промахом обязательно воспользуюсь.
Радмила кивнула. Да уж, Ипатов-старший своего не упустит. Очень проницательный и умный враг. А она даже воевать толком не умеет.
* * *
От Феликса она не ждала вопросов. Она его самого не ждала в этот вечер. Он должен был уйти на запланированные съемки и вернуться лишь на следующий день.
Но когда она, войдя в квартиру, включила свет, Феликс лежал на софе. Не спал. Лежал в темноте с раскрытыми глазами, как будто дожидаясь ее.
Лицо у нее все еще было искажено горечью от общения с Виталием Викторовичем, она мечтала разрыдаться в подушку и не сразу с собой справилась. Феликс обязательно должен был заметить эти гримасы, увлажнившиеся глаза и подрагивающие губы. Он ведь фотограф! Гениальный…
Сердце у нее сжалось. А может быть, Виталий Викторович прав? Может, ей действительно не следует встречаться с человеком, который мыслями в другой Вселенной?
Что его держит около нее? Возможно, какой-нибудь циничный расчет? Или чувство вины за «попорченную» невинность? Или он выжидает время, чтобы изящно распрощаться?
От подобных мыслей сделалось тошно.
— Почему ты здесь? — спросила она, потянувшись к застежке платья.
— На улице дождь. — Феликс умел объясняться по-инопланетянски, как и его отец.
— Съемки отменились?
— Можно и так сказать.
Она вздохнула. Стянула с себя платье, отшвырнула его как ненужную тряпку (а так оно и было) и присела на софу.
— Я тебе нравлюсь? — Этот вопрос легко слетел с ее напряженных побледневших губ.
На самом деле хотела спросить: «Любишь ли ты меня?» — но побоялась острого пронзающего вопроса. Этим вопросом можно убить.
Ресницы Феликса дрогнули. А у нее дрогнуло сердце от возникшей заминки. Она жадно всматривалась в лицо Ипатова-младшего, пытаясь уловить правду (отвратительную правду), прочитать ее в глазах, разгадать по едва заметной мимике лицевых мышц.
— В твоих глазах звезды. Очень близко. А звезды — это именно то, что мне нужно. Звезды меня вдохновляют, — наконец, проговорил Феликс ровным голосом.