Сто шесть ступенек в никуда (Вайн) - страница 197

— Это пригодилось потом. Бесполезно пытаться жениться на Козетте, если бы она знала, что Марк был моим любовником. Брат гораздо лучше. Обе твои идеи были очень хороши — и они сработали бы, не будь я такой дурой!

Значит, я действительно виновата, все случилось из-за моих слов и поступков, и Козетта была права, обвиняя меня. Возможно, дело в головной боли, но все это выглядит нереальным, и любое действие, любой поступок кажутся невозможными. Уже несколько недель я не написала ни строчки, и если головная боль появляется и исчезает, то депрессия не отпускает ни на минуту. И еще кое-что, о чем я никогда не слышала. Вечером я ложусь в постель и засыпаю, но уже через несколько секунд просыпаюсь — в таком ужасе и панике, в таком неописуемом страхе перед самой жизнью, что все мое тело дергается и извивается, а широко раскрытые глаза с ужасом всматриваются в темноту. Минут через десять или около того все проходит, и я возвращаюсь к уже привычной мирной и спокойной депрессии, и в конце концов засыпаю. Что это? Почему оно приходит ко мне?

Я рассказываю Белл. Ей бесполезно о таком говорить, но я все равно рассказываю. Включи свет, предлагает она, или выпей что-нибудь. Я попыталась. Но лампочка в ночнике перегорела, и щелканье выключателем ни к чему не привело, и хотя мне казалось, что я крепко держу бокал, он выскользнул на пол. Я его уронила, а вместе с ним часы, аспирин и кольцо с гелиотропом. Поэтому теперь я все время ношу перстень, никогда его не снимаю.

Перед тем как пойти к адвокату, я задала Белл один вопрос. Спросила, как она понимает любовь. Белл задумалась, но ненадолго:

— Быть для кого-то главным. Когда ты самый главный человек в чьей-то жизни.

— А для тебя самой? Когда ты сама любишь?

Она никогда об этом не задумывалась. Для нее любовь — это нечто такое, что ты получаешь. Или не получаешь.

— У отца и матери я была главной, пока не появилась Сьюзен. Я думала, что была главной у Марка. У Сайласа не было главных, разве что он сам. — Я видела, что Белл нисколько не смущается. Она никогда не стеснялась обсуждать людей, включая себя саму. — Вот что я тебе скажу: ты должна хотеть, чтобы этот человек хотел тебя, а все остальное не считается.

Лучше в это не углубляться. Так безопаснее. Неужели я все еще испытываю к ней какие-то чувства? А она ко мне, хотя бы чуть-чуть? В жизни Белл есть еще одна страсть, о которой мы никогда не говорили и которая осталась не удовлетворенной. Может, именно она и есть причина и суть разочарования и отчаяния? Приносящая невыносимые страдания, но недостижимая? Я сказала, что мы никогда об этом не говорили, но наш визит к адвокату имеет к ней прямое отношение.