Полина повернулась ко мне. Она смотрела так, как только мать смотрела в раннем детстве — с жалостью, болью и непонятным вопросом. Купила меня этим взглядом.
— Миша, ты в порядке? Он тебя не зашиб?
— Как он мог зашибить, если я стоял в стороне? — самодовольно я буркнул. Музыка заиграла, мы снова поплыли в танце, на сей раз истомно обнявшись. Всем телом, и особенно почему-то животом, я ощущал исходившее от нее тепло. Мне хотелось плакать.
— Миша,— прошептала Полина, — Хочешь еще выпить?
— Неплохо бы.
Теперь мы сидели не за занавеской, а в общем зале, неподалеку от оркестра. Публика вокруг была самая изысканная — новая московская буржуазия со своими дамами, наряженными в сногсшибательные вечерние туалеты, обвешанными драгоценностями. По сравнению со многими из них Полина в своей простенькой блузке и короткой шерстяной юбке выглядела Золушкой, но по быстрым оценивающим взглядам мужчин было понятно, что большинство не прочь со мной поменяться. Некоторые, видимо, ее знакомые, приподнимались и учтиво раскланивались. Полина благосклонно кивала.
— Ты здесь как дома.
— Я везде как дома. За что выпьем, Миша?
Если бы я отнесся к вопросу всерьез, то мог бы многое сказать, но я лишь выдавил:
— За тебя, красавица!
— Очень свежо! — оценила она.
Все на свете кончается — и сны, и явь. Когда мы собрались уходить, вышла маленькая перепалка. Как джентльмен, я намерился расплатиться за ужин, полез за своими стотысячными, но Полина меня одернула:
— Даже не думай, Миша!
— Почему? Я же сегодня в выигрыше.
— Но приглашала-то я.
На улице холодно. Переулок темный, фонарь над крыльцом, как мишень в тире, подозрительные шорохи и тени, ветер, с крыш валятся ошметки зимы. И вроде бы по старинному обычаю я должен проводить даму?..
Полина, посмеиваясь, теплыми пальцами провела по моей щеке:
— Не нервничай, Миша, я тебя довезу!
И точно. Из темноты вынырнул приземистый автомобиль, явно не отечественного производства. Полина увлекла меня в салон. За баранкой приветливый молодой человек.
— Куда прикажете, Полина Игнатьевна?
— В Ясенево, дружок.
По дороге целовались. То есть, целовались — это не то. Вся дорога слилась в один задумчиво — страстный поцелуй, воскресивший во мне молодость. Славно доехали, как по лесной просеке. После такой езды полагается обязательно сказать что-то задушевное.
— Может, поднимешься? — предложил я, твердо надеясь на отказ. — Угостить, правда, нечем, но пара баночек икры всегда найдется.
Мы стояли возле машины («опель», что ли?), у Полины в руках — заветный чемоданчик. На бледном от электрического света лице улыбка.