Проснувшись среди ночи, я погладил теплый бок Полины, и она сразу отозвалась:
— Что тебе, милый?
— Спросить хочу.
— Может быть, немного поспим? До рассвета еще далеко.
Но я уже выспался и был полон энергии.
— Давай поговорим, после поспим.
Полина зажгла ночник, осветивший призрачным облаком странную комнату-склад: компьютеры, телевизоры, стиральные машины, лес стульев, а также свернувшуюся калачиком девушку Лизу на соседнем диване.
— Погаси, — попросил я. — Лучше в темноте.
— Как скажешь, милый.
Я хотел знать, что они собираются делать. Надоело быть игрушкой в чужих руках, хотя бы таких нежных, искусных, как руки Полины. Тем более что на карту была поставлена не только моя жизнь, но и жизнь Катеньки.
— Кто такой этот ваш Сырой?
Сырой, как я и предполагал, оказался плохим человеком. Патологическим типом, хладнокровным убийцей, растлителем малолетних, маньяком, шизоидом, последней сукой, пауком, импотентом, причем все эти убийственные характеристики в устах Полины звучали без всякого осуждения. Для полной объективности она отметила, что одновременно Сырой — образованный человек, интеллектуал, известный в Москве меломан, поклонник Чайковского и Шнитке, меценат, покровитель обездоленных, враг бессмысленного насилия, а также по-самурайски предан Циклопу, который без него шагу не может ступить, чтобы не упасть. Однако, как правило, Сырой из экономических соображений подключается только к тем акциям, где пахнет не рублями, а миллионами и кровью. Для мелких насущных задач вполне хватает команды головорезов, которыми управляет хорошо знакомый мне Федоренко, правда, заступивший на эту должность недавно, после того как занедужил тоже хорошо известный мне Гоша Филимонов.
— Значит, люди, которые напали на нас в аэропорту, из банды Сырого? — уточнил я.
— Я не уверена. Не его почерк. Слишком все было сделано неумно и азартно. Шуму много, результат — нулевой. Но раз Эдичка говорит, что это Сырой, значит, так оно и есть.
Мирское имя Сырого — Игнат Семенович Петров. Вышел он из семьи торговых разночинцев третьей, хрущевской, волны, и до Перестройки был известен разве что спецслужбам, где на него заводили несколько дел по валютным махинациям и по подозрению в вооруженном разбое, но ни одно не дошло до суда. Папаней Сырого был знаменитый Петров-Могила, владелец целой сети подпольных суконных и обувных предприятий, который одним из первых, задолго до Попова практически узаконил в столице систему официального подкупа должностных лиц. Он также установил твердую таксу компенсации за убийство, изнасилование и прочие, более мелкие правонарушения. Эта такса выдержала длительную проверку временем и заколебалась лишь после гениальных финансовых афер девяносто третьего года, остроумно прозванных реформами. К слову сказать, Петров-Могила был начисто лишен политических амбиций, присущих тем, кто пришел ему на смену; не лез в благодетели отечества, никуда не баллотировался, придерживался строгих правил, завещанных предками (нижегородские богатеи, мучная монополия «Романов и сын»), и когда почувствовал, что круг его деяний замкнулся и никогда ему не найти общего языка с прожорливыми, розовощекими, говорливыми тварями, накинувшимися на страну, как крысиный выводок на кусок подгнившего мяса, последовал примеру некоторых своих партийных корешей и спокойно, с достоинством выбросился из окна восьмого этажа Дома на набережной, воспетого поэтами брежневской поры.