— И то верно, — согласилась старушка. — Совсем одурел народ. При коммунизме-то такого не дозволяли.
Вторая возразила:
— Ты бы еще царя-батюшку вспомнила, Марфуша.
Разговор завязывался интересный, но я его не поддержал, молчком нырнул в подъезд.
Полина ждала одетая — шелковые брюки, вязаная кофточка и шубка в руке. Чемоданчик у ног. Не обращая на нее внимания, я побежал в кухню. Выглянул в окно. Покойник лежал в песочнице, но возле него уже стояли двое мужиков в таких же длиннополых пальто. О чем-то разговаривали. Между собой.
Полина тоже пришла на кухню.
— Миша, чем быстрее смоемся, тем лучше.
— Зачем ты это сделала?
— Миша, это же Цыпа!
— Что значит — Цыпа?
— Садист вонючий. Уголовная шваль. Его посылают, когда надо не просто попугать, а обязательно изувечить. У меня не было выхода.
Взгляд простодушный, как у совенка, попавшего под солнечный свет.
— Что же теперь будет?
— Да ничего не будет. Подумаешь, одним дерьмом больше, одним меньше. Но уходить надо не медля.
— Полина, ведь ты могла попасть в меня.
— Нет, милый. Я не промахиваюсь. Я международный мастер.
— В каком смысле?
— В прямом. Когда мне было двадцать, выступала на олимпиаде. Биатлон. Слышал про такое?
— Посмотри, кто там у песочницы.
Подошла к окну. Фыркнула раздраженно:
— Ага, слетелись вороны. Я надеялась, он приехал один. Цыпа любит разбираться самостоятельно. Чтобы свидетелей не было.
— Правильнее сказать, любил.
— Уйти теперь не так просто.
— Почему? Ты и этих подстрели, раз уж такая меткая. До кучи.
Уселась за стол, обмозговывала проблему. От нечего делать я заварил кофе. Но попить не успел, зазвонил телефон. Это был Георгий Павлович. Я его сразу узнал, хотя раньше по телефону не слышал.
— Писатель, — сказал он дружелюбно, — а ведь ты себя приговорил.
— Понимаю.
— Но шанс у тебя есть. Полина меня слушать не будет, но ты передай. Времени у вас до вечера. Куда позвонить, она знает. Если надеется на Кемаря, пусть не надеется. Кемарь второй месяц в Канаде. Скажи, что она дура, прямо так и скажи, не бойся. Трубецкому она на хрен не нужна. Без этой штуки она вообще никому больше не нужна. Так и скажи. Если до вечера не позвонит, ждите гостей. Ты все уловил?
— Да, конечно.
— Есть в тебе что-то приятное, писатель. Жалко будет убивать.
— Понимаю, — повторил я.
Полина уже разлила кофе по чашкам. Двигалась ловко, гибко, похоже, плечо не беспокоило.
— Велели передать, что ты дура, — сообщил я.
— Гоша нервничает?
— А он кто?
— Он из «Карата». Бывший юрист. Полное говно.
— А кто такой Карат?
— Это не кто, а что. Крупная фирма. Камушки, золотишко, теперь и наркотики. Но ты про это не думай.