— Готов, Миша?
Я сказал, что готов, но двигаться не могу. Ноги отнялись. Усатый спросил:
— Бабки при тебе?
Вскинулась Зинаида Петровна:
— Опомнись, Федор! Какие у него здесь могут быть бабки? Мы же договаривались: через три дня.
— Может, он блефует. На волю выйдет — и ищи-свищи. Нет, так не годится.
— Кого ищи-свищи?! Федька, ты что? Мы же его ко мне отвезем.
— Тебе тем более не доверяю, — усатый набычился и сделал движение, будто собрался уйти. Меня мало волновало, договорятся они или нет. Могу свидетельствовать: интерес к жизни — это то, что в первую очередь подавляет электрошок. Однако оказалось, Зинаида Петровна предусмотрела подобный ход событий. Вздохнув, достала из кармашка халата перехваченную резинкой стопку «зелененьких».
— Вот аванс. Ровно тысяча. Можешь не считать.
Федор, послюнив палец, все же старательно пересчитал купюры и убрал деньги в карман. Потом с сомнением поглядел на меня, как хлопотливый хозяин смотрит на кучу мусора, неизвестно как скопившуюся в углу.
— Ну что, сам встанешь?
— Не могу. Я уже пробовал. По нужде хотел сходить.
Усатый обернулся к Зиночке:
— Зачем он тебе такой, не пойму. Гляди, по дороге околеет.
— Давай, Федя, давай! Торопиться надо.
Больше не говоря ни слова, богатырь сгреб меня вместе с простыней в охапку и понес. О дверной косяк я чувствительно приложился головой. Стерженек в груди чутко вздрагивал. Зинаида Петровна переваливалась сзади, успокоительно бормоча:
— Потерпи, Мишенька! Потерпи, родной, уже недолго!
Пятидесятилетний старец, я прижался к груди великана, и мне было чудесно. Длинный, плохо освещенный коридор, узкая лестница вниз, на которой я коленками пересчитал все поручни. Федор нес меня без всякого напряжения. Внизу, у выхода из здания сидел дежурный с автоматом Калашникова. Явно больше от скуки, чем по необходимости, спросил:
— Куда вы его?
— В морг, служба, в морг, — пропела за спиной Зиночка.
— Так вроде положено сперва усыплять.
— Там и усыпим, милый, там и усыпим, — и сунула ему под нос какую-то бумагу. Дежурный скользнул по ней взглядом, потом — по мне. Я улыбался жеманно.
— Зонтик бы взяли, — посоветовал он. — Гроза собирается.
Свежий ночной воздух ворвался в легкие, точно взрыв. Мы шли весенним садом, под ясными звездами, и влажные листья царапали меня по щекам.
Высокий забор, железные ворота. Здесь нас не останавливали, но человеку в черном плаще, который открыл ворота, Зиночка молча сунула что-то в руку.
Потом Федор аккуратно свалил меня на заднее сиденье «жигуленка». Виском я ударился о ручку дверцы. Удивительно, но боли не было.