Сесилия уговаривала ее быть практичной, и Бекки старалась из последних сил. Она ни за что не поехала бы сегодня в отель «Шеффилд», если бы знала, что ей предстоит выслушать признания в любви. Знай Сесилия, что ей придется слушать их из уст такого мужчины, она испугалась бы до смерти и еще до рассвета бежала куда-нибудь подальше, например в родной Йоркшир.
Но дело было в том, что она его хотела. Отчаянно хотела. А если продолжится обсуждение этих мрачных тягостных событий, то ей никогда не заполучить его. Что ж, поскольку он колеблется, то роль соблазнительницы придется взять на себя.
Глядя прямо в его обветренное загорелое лицо, Бекки уложила его руку к себе на колени.
— Мне нравится, какой у тебя вкус.
Джек удивленно поднял брови:
— У меня… вкус?
— Ну да.
— И какой же у меня вкус?
Задумавшись, она откинулась на спинку дивана.
— Чистый, как мыло.
Джек сморщился.
— Я не про щелок, — поспешила исправиться она. — Как бархат.
— Разве у бархата есть вкус?
— Думаю, должен быть. В нем есть мужественные нотки. Как бренди. И что-то соленое, напоминающее море.
— Понимаю… кажется, — нахмурился Джек. — Не слишком приятные вещи.
— Эти вещи напоминают мне, что я целую мужчину, — возразила Бекки. — А это, в конце концов, нравится мне гораздо больше, чем целовать женщину.
Она слегка улыбнулась, он ответил ей тем же. Глаза их встретились. Улыбка соскользнула с лица Джека.
— Бекки, я…
Но она поспешно прижала палец к его губам:
— Я рада, что ты рассказал мне о своем прошлом. Для меня очень важно знать, что ты был со мной откровенен.
Не глядя на нее, он поднял руку и провел по краю глубокого декольте. Бекки глубоко вдохнула. В этой грубой ладони было столько ласки! Она смотрела ему в лицо, а он — туда, где скользили по нежной коже его пальцы. Глаза его даже потемнели.
Он замер на секунду, добравшись до клиновидного углубления, где ткань собралась меж грудей, улыбнулся и внезапно стал похож на пирата, который готовится захватить наполненный сокровищами корабль.
Она уже так давно держала себя под множеством запретов и замков. Сейчас она снимала лишь один — тот, под которым находились ее плотские желания. Однако другие засовы оставались заперты, и она то и дело их проверяла. Один из замков висел на хрустальном ларце, в котором хранилось ее сердце, и был крепок. Другой оберегал ее доверчивость — и был не менее надежен. А другие запоры и засовы служили охраной ее душе, ее мыслям и разуму. Вот они-то как раз слегка покачивались, и Бекки пришлось их усилить.