Но это блеф, на который политический мир боится отвечать. В другие эпохи и в других местах демократия опиралась на умение политиков обуздывать политическую власть бизнеса (или церкви, или армии), в то же время сохраняя их эффективность в качестве обогащающей (нравственной, военной) силы. И мы тоже должны найти этот баланс, если хотим сохранить демократию. Подобный компромисс удалось заключить между демократией и национальным промышленным капитализмом в середине XX века. Сегодня к повиновению надлежит привести глобальный финансовый капитализм.
Но требовать этого на глобальном уровне — в настоящее время все равно что пробовать докричаться до Луны. Рамки международного миропорядка, задаваемые Всемирной торговой организацией, Организацией экономического сотрудничества и развития, Международным валютным фондом и (для европейцев) Евросоюзом, пока что сдвигаются в противоположном направлении. Практически все меры, предпринимаемые в связи с «реформой» международной экономики и либерализацией, включают в себя устранение любых помех корпоративной свободе. В полном согласии с парадоксом, хорошо знакомым из экономической истории капитализма, руководящая теория требует движения к почти идеальному рынку, на практике же необузданная торговая либерализация служит интересам крупнейших корпораций. Вместо создания свободных рынков возникают олигополии. Большинство из них зародилось в США, единственной в мире сверхдержаве, благодаря чему они могут использовать правительство этой страны для лоббирования своих интересов в международных организациях. При этом американские власти более привержены идее корпоративной свободы, чем большинство других. Сейчас американское правительство ведет наступление в тех сферах, на которые прежде не распространялась политика свободной торговли, например в здравоохранении или помощи бедным странам. Мы видим это и на примере неудачных попыток ЕС защитить европейских потребителей от различных химических добавок в американском мясе, и в невыполненных обещаниях США карибским странам— производителям бананов.
В течение всех 1990-х годов европейцев, японцев и всех прочих убеждали в том, что англо-американская модель корпоративного управления и экономического регулирования более совершенна, чем их модели. Эта система правил предусматривает прозрачность поведения корпоративного руководства — в первую очередь из-за важной роли, которую интересы акционеров играют в неолиберальной экономике двух этих стран. Но нам говорят также, что такая прозрачность служит для широкой публики лучшей защитой, чем распространенные в других странах формы контроля, осуществляемые государством или деловыми ассоциациями. Таким образом, ставится знак равенства между интересами акционеров и интересами общественности. Может показаться, что в наше время, ко