— У меня самая заурядная внешность, — поправила она его. — И я уже достигла возраста старой девы.
Он фыркнул.
— Вы приближаетесь к возрасту, когда перестаете быть наивной дурочкой. Вы женщина, причем чертовски красивая. Какой-нибудь мужчина, если бы у него были подобные намерения, мог бы предложить вас средиземноморским пиратам и продать за кругленькую сумму. Полагаю, вы все еще девственница?
У нее вспыхнуло лицо.
— Мистер… Лоренс!
— Значит, девственница. Да, за кругленькую сумму. Или мог бы оставить вас в качестве своей игрушки и попытался бы приручить.
— Я не какая-нибудь дикая кошка! — воскликнула Виктория.
— Откуда вам знать? Ведь вы только что признались, что вы девственница?
— Уверяю вас, ни в чем подобном я не признавалась.
— Значит, вы не девственница?
Он усмехнулся, наблюдая, как она с трудом подбирает ответ.
Наконец она решилась:
— Девственница я или нет — не ваше дело.
— Дорогая моя мисс Кардифф, я хотел бы, чтобы это стало моим делом. — Улыбка исчезла с его лица. — Но, к сожалению, в данный момент у меня нет для вас времени. Я планирую переворот в моей стране.
— В таком случае верните меня в Тонагру.
— И что вы там будете делать, мисс Кардифф? Отправитесь прямиком в полицию? А вы знаете, что они с вами сделают? Они станут вас допрашивать.
— Я не скажу им ничего.
Рауль расхохотался.
— Не скажу, — настойчиво повторила она. — Клянусь! А моему слову можно верить, потому что в отличие от вас, мистер Лоренс, я горжусь своим английским происхождением.
— Ваше слово ничего не стоит, — сказал он и, не дав ей ничего сказать, легонько тряхнул ее. — И не потому, что вы лгунья, а потому, что де Гиньяры заберут вас в королевский дворец, посадят в самую глубокую подземную тюрьму, будут допрашивать, подвергать пыткам и насиловать, чтобы получить всю информацию, которая вам известна или которая, как вам кажется, вам известна обо мне, моем происхождении, моем местонахождении, моем состоянии, моих соотечественниках… и вот когда вы будете умолять их убить вас, они это сделают.
Виктория в ужасе посмотрела на Рауля.
Она думала, что он был единственным варваром в этой цивилизованной стране, однако его слова звучали весьма убедительно.
— И никто никогда не найдет ваше тело, — мрачно сказал он, вглядываясь в нее, чтобы оценить, дошло ли сказанное до ее сознания. — Это вам не игрушечки. На кон поставлены деньги и власть, и де Гиньяры пойдут на все, чтобы сохранить и то и другое. — Он убрал руки с ее предплечий. — Так что останьтесь-ка лучше здесь. Со мной.
— Это ваша комната, — сказала она.