— Вы правы. Здесь есть оружие, которого я раньше не замечала.
— Мне больно, будь оно проклято, — спокойным тоном сказал он. И добавил: — Да, при надлежащей мотивации самым лучшим оружием являетесь вы сами.
Она вдруг почувствовала гордость, и ей это не понравилось. Не понравилось, что можно было подумать, будто его похвала что-нибудь для нее значит. Не понравилось также, что он так мало ее ценил, что предложил работу в качестве любовницы и подумал, что она примет предложение.
— Вы забыли, что заставило меня выскочить на балкон в ночь бала, устроенного в честь дебюта Белл?
— Лорд Мередит пялился на ваши прелести, словно прицениваясь.
Виктория за последние три года начала осуществлять изящный переход к состоянию преисполненной достоинства старой девы. И четверть приобретенного ею лоска Рауль Лоренс согнал с нее несколькими словами, как будто его никогда и не бывало. Она была потрясена. Она была сердита. Она была возмущена его манерой говорить: «пялился на ваши прелести, словно прицениваясь»! Эти слова заставили ее окинуть взглядом комнату в поисках еще какого-нибудь оружия.
Вот этот высокий металлический подсвечник, например. Если вынуть свечу и повернуть острым концом вперед, она могла бы пронзить ему грудь.
Представив себе эту картину, Виктория несколько успокоилась и спросила:
— Почему вы думаете, что вам удастся то, чего не удалось лорду Мередиту?
Он рассмеялся, но тут же поморщился от боли и снова прикоснулся к губе.
— Вы, конечно, молоды и красивы…
— Так вы это заметили? — усмехнулся Рауль.
— …но у лорда Мередита есть деньги, и его вряд ли убьют из-за его собственных глупых амбиций.
Улыбка исчезла с лица Рауля.
— Я уже говорил вам, что у вас острый язычок, но маловато здравого смысла, — произнес он и шагнул к ней.
Виктория сказала воинственным тоном:
— Осторожнее, у вас губа уже кровоточит.
— Лучше бы вы поцеловали ее, — сказал он и обнял Викторию. — Вам не приходило в голову, что неразумно дразнить человека, который держит вас в своей власти?
— Я это знаю, — сказала она, хотя не делала такой глупости с тех пор, как ее отчим ударил мать за то, что та не научила Викторию должному уважению.
Но в Рауле было нечто придававшее ей смелость: он обращался с ней как с разумным существом. Если она ошиблась в оценке Рауля Лоренса… ну что ж, из золотого шнура, придерживающего занавески балдахина, может получиться хорошая гаррота.[1]
Рауль ослабил хватку.
Она отступила в сторону.
— Кстати, — сказал он, — самонадеянность лорда Мередита не прошла ему даром. Позднее в ту ночь, когда он уже отправился спать, кто-то избил его за недостойное поведение по отношению к вам.