— Здравствуй, Фил.
Он задержался у парапета и вдруг прижал руку к сердцу.
— Это она? — спросил он. — Неужели это действительно она? Великая, незабываемая, всемирно известная Мэй?
Он сел перед ней на корточки, а она широко улыбнулась.
— Я и есть Мэй, — тихо сказала она.
— Очень приятно, Мэй, — сказал он и подчеркнуто официально пожал ей руку. — Бьюсь об заклад, в свободное время ты превращаешь лягушек в принцесс. Нет, определенно, увидеть тебя к удаче!
Мэй с любопытством и смущением посмотрела на меня, но по румянцу на ее щеках и расширенным зрачкам я понял: чары Фила возымели свое действие.
— Меня зовут Мэй, — повторила она.
— А я Филипп, — ответил он. — Этот парень хорошо о тебе заботится?
— Он мой друг, — сказала Мэй. — Его зовут Патрик.
— На свете нет лучшего друга, чем он, — сказал Фил.
Жаль, вы не знали Фила в более молодом возрасте, тогда бы вы сполна смогли оценить его способность общения с людьми, независимо от их возраста. Даже когда он слишком много пил и оскорблял жену, этот дар был все равно при нем. Фил обрел его вскоре после того, как вылез из колыбели. Нельзя сказать, что его поведение выглядело дешевым, театральным, нарочитым или он им пользовался исключительно в целях манипуляции. Нет, просто это была довольно редкая особенность: собеседнику давали понять, что он или она — единственное существо на планете, достойное внимания, что уши на голове даны исключительно для того, чтобы слушать, что он говорит, глаза — чтобы созерцать его внешность, и вообще, весь смысл существования заключался в ожидании этой встречи, какой бы характер она ни носила.
По правде сказать, я забыл обо всем этом, но только до той минуты, когда увидел Фила с Мэй. Не знаю почему, но вспоминать его как пьяницу, которому как-то удалось жениться на Энджи, было гораздо легче. Тем не менее, Энджи оставалась женой Фила целых двенадцать лет. Даже тогда, когда он бил ее. И тому была причина. Заключалась она в том, что, пусть он превратился в чудовище, все равно в глубине души он оставался тем же Филом, встреча с которым всегда доставляла радость.
Таков был Фил, поднявшийся с корточек рядом с Мэй в тот самый момент, когда Энджи спросила:
— Как дела, красавица?
— Прекрасно. — Мэй поднялась на цыпочки, чтобы дотронуться до волос Энджи.
— Ей нравятся твои волосы, — сказал я.
— Неужели? Вот эта копна? — Энджи опустилась на одно колено, когда Мэй запустила руку в ее волосы.
— Такие густые, — сказала девочка.
— Моя парикмахер тоже так считает.
— Как жизнь, Патрик? — Фил протянул мне руку.
Я задумался. В это ясное осеннее утро, когда воздух так свеж, что действует как тоник, а солнце совершает легкий танец на оранжевых листьях, глупо было бы нарушать покой окружающего мира.