- Паршивого? - Таремка невесело улыбнулась. - Думается мне, если бы этому паршивому румийцу вздумалось тебя прирезать или меня, давно бы гартисовы слуги поджаривали нас в мертвом царстве. Ты подумай хорошенько, прежде чем такое говорить. Уж не знаю, отчего этот румиец за нами таскался, и, по правде говоря, знать не хочу, но ничего худого он не сделал ни мне, ни тебе, а возможностей у него было предостаточно. Он дважды становился с северными воинами, и оба раза мог умереть так же, как и всякий. Вот об этом ты поразмысли, как голова остынет.
Чем больше она говорила, тем сильнее Арэна разбирала досада. Таремка права, со всех сторон верны ее слова. Только отчего же легче не становится? В середке пусто и липко, словно в болоте. Мысли разбегаются, словно потревоженная мошкара, стоит только потянуться хоть за одной. Дасириец потер лоб, мысленно уговаривая себя хоть на короткое время забыть об окровавленной Бьёри. В самом деле - зачем бы Рашу убивать девушку? Чтобы досадить ему?
- Раш говорил, что сестра его нас всех перережет, если узнает, что он попался, - вспомнил дасириец.
- Говорил, - согласилась таремка. - Думаю, не врал, чтоб себя выгородить.
- Ее нужно найти! - Арэн бросился к двери, не обращая внимания на протесты таремки.
В зале было шумно и многолюдно. У дасирийца зарябило в глазах от обилия пестрых одежд, скроенных на самый хитроумный лад. Должно быть, в Рагойр прибыло сразу несколько караванов: среди посетителей "Лошадиной головы" появилось много смуглокожих жителей Иджала и черных эфратийцев. Высмотреть среди разномастной братии хозяина оказалось делом не из легких. Арэн сомневался, что Бьёри могла убить румийка - она казалась такой же беспомощной и худой, как Хани, только немного опережала северянку в росте, а Бьёри была девушкой рослой и вряд ли так просто дала бы себя убить. С другой стороны, Арэн не раз становился свидетелем тому, как щуплый Раш разделывался с теми, кто был вдвое больше его самого. К тому ж Фархи - румийка. Кто знает, какими погаными заклятиями она пользовалась, чтоб усилить свое тело. Дасириец только теперь вспомнил, что так и не выспросил у карманника, как так вышло, что румийцы вовсе не те, кем их привыкли считать. Ни сам Раш, и его сестра, не походили на кривых, побитиях разными хворями и проказами, уродов. Арэну захотелось хорошенько врезать себе за все совершенные промашки.
Когда взгляд дасирийца заприметил среди прочих хозяина гостиницы, дасириец не мешкая бросился к нему. Мужчина, завидев его, нахмурился и, едва Арэн поравнялся с ним, начал трещать про то, что девушку уже взяли служители и скоро она отправиться в мертвое царство. Арэн сглотнул, поблагодарил его, чувствуя, что голова снова становится тяжелой, будто храмовый колокол.