Внезапно в дверь постучали. Она знала, что Лаклейн последует за ней, но надеялась, он хотя бы задержится, чтобы объяснить все тем двоим. Но, по-видимому, ликан решил оставить их и пойти следом за ней.
Как бы там ни было…
— Уходи!
— Я знаю, ты хотела бы побыть одна, но…
— Уйди! Не хочу, чтобы ты видел меня такой…
В ту же секунду дверь с легкостью отворилась.
Эмма быстро закрыла глаза.
— Что я только что сказала?
— Желание побыть одной — это одно, Эмма, а скрывать от меня свое лицо — совсем другое.
Он развернул ее к себе.
То, что он понял ее намерение, только сильнее подавило Эмму. У ее теток глаза также становились такого цвета, но у них это выглядело таким естественным и всегда являлось признаком сильных эмоций.
— Открой глаза.
Когда она не послушалась, он сказал. — Я ведь не впервые вижу их такими.
Эти слова заставили Эмму широко распахнуть глаза.
— Что ты имеешь в виду? — по тому, как он на нее смотрел, она могла сказать, что они все еще были этого жутковатого цвета.
— Ты таращишься! А именного этого я и хотела избежать. Когда ты вообще мог видеть их такими?
— Они окрашиваются серебром каждый раз, когда ты из меня пьешь. И таращусь я сейчас потому, что если в твоих глазах появляется хотя бы отблеск этого цвета, я мгновенно завожусь.
— Не верю…
Он положил ее ладонь на свою эрекцию.
Эммалин в ту же секунду вспомнила ночь в отеле, и ее пальцы сжались вокруг его плоти, готовые доставить удовольствие… На нее нахлынули воспоминания — те самые, запутанные воспоминания, что принадлежали не ей. И она отдернула руку.
— Но ведь мои глаза странные, — продолжила настаивать она, все также не в силах взглянуть ему в лицо. — И я не могу контролировать их изменение.
— Я считаю, они прекрасны.
Да чтоб ему! Почему этому ликану нужно обязательно быть таким чертовски все принимающим?
— Тогда знай, что твое превращение не показалось мне таким же привлекательным.
— Я знаю. И смогу с этим жить, если ты сможешь.
— Супер. Похоже, ты не только преодолел свою неприязнь ко мне, но еще и принял тот факт, что я не принимаю тебя. Ты что, хочешь, чтоб я себя последней стервой чувствовала?
— Нет. Я просто хочу, чтобы ты знала — я сожалею обо всем, что случилось.
— Я тоже, — возможно, ей и пришлось подраться с той ликаншей, но это не означало, что ей это понравилось. Да и не могла она винить Кассандру за то, что та напала. Если бы Эмма увидела вампира, разгуливающего коридорами их поместья и восхищенно рассматривающего картины, она бы тоже на него напала. Но все это, тем не менее, никак не отрицало того факта, что Кассандра — сучка.