Регина хрюкнула и затем уже засмеялась в полный голос.
— Я могу о себе позаботиться, — настояла она, но не смогла скрыть обиду в голосе. — Почему это так забавно?
Смех перешел в хохот.
— Да иди ты, Регина! Знаешь что, я пришлю тебе открытку.
Она кинула трубку на рычаг и схватила свои сапожки. Засунув ногу в один сапог, она со злостью пробормотала. — Уж я-то поеду, — затем второй. — И совершенно точно могу не боятся какого-то там Стокгольмского синдрома[13].
Когда несколько секунд спустя телефон зазвонил вновь, Эмма резко рванула трубку. — Что еще?
— Оки-доки, будь по-твоему. Теперь ты официально сама по себе, — сказала Регина, хлюпнув носом, словно плакала от непрерывного смеха. — И теперь, если ты вдруг столкнешься с кровососом, без обид, но придется вспоминать все тренировки.
— Без обид. Не ту ли ты тренировку имеешь в виду, когда, обойдя мою защиту, ты шлепнула меня по заднице и пропищала «Убита», повторив этот маневр потом еще пару раз? Да, припоминаю. Наверно, именно так и поступлю.
— Нет, я о тех тренировках, когда ты, заслышав, что я ищу тебя для занятий, уносила ноги, как ополоумевшая.
Когда Эмма вновь бросила трубку, из-за угла медленно вышел Лаклейн, даже не потрудившись притвориться, что не подслушивал.
От неожиданности, она снова подскочила, но затем нахмурилась. — Ты ведь все слышал, верно?
— Ага, — ответил он, без малейшего намека на угрызения совести.
— Узнал что-то новое? — спросила она раздраженно.
Не особо.
— У тебя странный акцент, да и ты говорила слишком быстро, — честно ответил он. Но затем, самодовольно ухмыльнувшись, добавил. — Но то, что ты считаешь меня «безумно привлекательным» я услышал.
Лаклейн задумался, почему от этих слов он почувствовал вспышку удовольствия. Словно ему было не все равно, что она о нем думала.
Эмма быстро отвернулась, но Лаклейн успел заметить ее румянец. Ему даже показалась, что она пробормотала. — «Ударение на слово безумно».
— Почему ты не сказала своей семье, кто я?
— Я бы никогда не заставила их чрезмерно нервничать.
— А тот факт, что ты с ликаном, сильно расстроил бы их? — спросил он, словно не знал, как бурно они отреагировали бы на эту новость.
— Конечно, расстроило бы. Они рассказывали мне о тебе. О том, кто ты есть.
Скрестив руки на груди, Лаклейн поинтересовался. — И кто же я?
Впервые с момента ее похищения, Эмма намеренно встретилась с ним взглядом. — Глубоко внутри, ты монстр.