– Что – но? – пожал плечами Леон.
– Но трагедия одного человека не должна стать трагедией всего народа, – сказал я. – А трагедия народа – трагедией всего человечества.
– То есть во имя счастья человечества можно уничтожить целый народ? – снова очень громко спросил Дофин.
Леон откашлялся:
– У нас новый участник? – и повернулся к нему.
Дело в том, что Леона не было на заседании, когда я первый раз привел Дофина на кружок. Ага! Значит, это было во второй раз. Леон вообще-то редко пропускал занятия. Чтобы два раза подряд – такого быть не могло.
– Да, – сказал я. – Рекомендую: молодой австрийский социалист. Партийная кличка Дофин.
– В розыске? Под надзором полиции? Или убежал из тюрьмы? – отчасти уважительно спросил Леон. Кажется, он даже привстал.
– Нет! – засмеялся Дофин, встал и приблизился к нему. – Нет, что вы! Дофин – это просто прозвище. Школьное имя. Дельфин – Дофин. Меня зовут Адольф Гитлер, очень приятно.
– Леон Троцкий, – сказал Леон и протянул ему руку.
– Вы и есть тот самый Троцкий? – Дофин ответил ему горячим рукопожатием.
– Тот самый? – нахмурился Леон.
– Да, мне говорили о вас… много… что вы, ну, вообще вождь.
– Пустое! – Леон выдернул руку, которую Дофин продолжал трясти; но было видно, что ему это нравится. – Пустое, мы все тут просто товарищи… Значит, Адольф Гитлер? Значит, вы не подпольщик, и это, в сущности, неплохо. А раз вы не подпольщик, то позвольте поинтересоваться: чем вы занимаетесь? Так сказать, в свободное от социализма время? – и сам засмеялся собственной шутке.
– Я учусь на художника.
– Что ж. Это неплохо. И как, успешно?
– Не очень.
– Отчего же?
– Мне не даются люди. У меня хорошо получаются улицы, дома, вообще пейзажи. Особенно городские. А люди – плохо.
Мне не понравилось, что Леон его так подробно расспрашивает, а он так простодушно отвечает.
– Значит, надо учиться на архитектора! – Леон поднял палец. – Только и всего. К своим дарованиям надо относиться рационально.
– Вы думаете, я не смогу стать революционером? – спросил Дофин.
Все замолчали, глядя на него.
Он повернулся и посмотрел на меня.
– Думаете, не смогу? – спросил он еще раз.
– Не знаю, – сказал я, чтобы прекратить молчание.
– И я не знаю, – неожиданно согласился со мной Леон. Он вообще-то не очень меня любил и поэтому редко вступал со мной в разговор и еще реже соглашался. Он предпочитал делать вид, что меня нет в комнате. Ограничивался общим поклоном. Но тут вдруг внимательно на меня посмотрел и повторил:
– Да, и я тоже не знаю. Больше того. Я и про себя не могу точно сказать. И про всех нас, даже про таких закаленных бойцов, как товарищ Сталин. Настоящая революция начинается после захвата власти. Захватить власть и даже удержать власть на первые три месяца – это не революция, а всего лишь переворот. Настоящая революция – это все разрушить и потом построить заново. Все государство. Всю хозяйственную жизнь. Все общество. Всю культуру. Это потребует громадных сил и громадных жертв. И вот тут все эти разговоры