К мемориалу, устроенному в юго-западной части парка, он наведывается каждое утро. Сюда часто приезжали люди (хотя не так часто все ж, как ему бы того хотелось). Оставляли цветы – у братской могилы, иногда клали их возле танка. Люди покупали гвоздики и розы у «цветочников» на базаре, или в салоне, расположенном неподалеку, или в двух кварталах отсюда, у супермаркета, где тоже торговали цветами. Конечно, на 9 Мая здесь все было выложено цветочным ковром; но и в обычный день, особенно в выходные, здесь можно кое-чем поживиться, если подойти к делу с умом.
С умом – это отобрать из оставленных за минувшие сутки цветов относительно свежие, «живые». И отнести их к восьми утра в супермаркет, чтобы отдать за небольшое вознаграждение знакомой – и тоже пьющей – даме, которая там торгует привозимым оптовиками цветочным товаром.
Сам Василий, надо сказать, не сразу решился на такое дело, мешали привитые когда-то моральные принципы. «Но, с другой стороны, – подумал он как-то, решив раз и навсегда для себя эту нравственную проблему, – мертвым цветы уже ни к чему, а он человек живой и нуждающийся…»
Бомж вдруг остановился как вкопанный. Ошалело помотал патлатой головой, словно хотел прогнать наваждение. Но оно, то, что он принял за наваждение или же глюк сознания, утомленного многодневным пьянством и суровым бытом, не прошло, не исчезло.
На площадке, куда только что через боковую аллею вышел Василий, он отчетливо увидел… гроб. Он был черного цвета, но не обтянут черной материей, как это практикуется, а окрашен черной маслянистой краской.
Вася громко икнул. Вытер влажное лицо ладонью, вновь заморгал набрякшими веками… что это еще за диво такое?
Забыв про цель, которая привела его сюда, к мемориалу (цветы), он думал теперь уже только о том, откуда здесь взялся гроб и что – или кто – может находиться внутри него.
Он сдернул с плеча лямку рюкзака. Вслед за ним поставил на гладкую, омытую росой плитку пакет с найденными только что бутылками. Оглянулся зачем-то, потом подошел к гробу, накрытому крышкой. Бомж уже хотел было открыть – или попробовать сдвинуть – крышку, как вдруг заметил одну интересную деталь. На крышке гроба, выделяясь на черном фоне, было нанесено некое изображение – зеленой краской и, вероятно, при помощи трафарета.
Василий вновь замер, но теперь уже из-за того, что его поразила эта картинка (или символ, он не знал, как понимать это изображение). Облизнул потрескавшиеся губы; быстро и мелко перекрестился. И лишь после этого решился сдвинуть в сторону крышку этого невесть откуда здесь взявшегося гроба.