Идя к двери, тетушка крикнула мне:
— Чего же ты не открываешь, Ким?
— Да я намылил руки, тетя!
Она открыла дверь, и мы услышали ее удивленный возглас:
— Что случилось, дорогая моя? Мы с Очкариком переглянулись.
— Это Катя, — прошептал он.
Быстренько смыв мыло, мы бросились в прихожую. Там стояла тетя, прижав к себе Катю.
— Что произошло, Катя? — спросил я.
Ведь не прошло и десяти минут, как мы расстались. Тогда у нее было прекрасное настроение. Теперь же она всхлипывала.
Катя попробовала ответить, но не смогла. Вместо этого протянула мне листок бумаги. Присмотревшись, я разглядел лишь какие-то каракули. Ничего не поняв, передал листок Очкарику.
— Я этого не могу прочесть, Катя, — сказал я. Она всхлипнула громче. Моя тетя стояла рядом с ней и гладила ее по голове, стараясь успокоить.
Наконец, Катя вытерла слезы и попыталась даже улыбнуться.
— Извините меня, что я как сумасшедшая примчалась сюда, — сказала она моей тете. — Это все из-за того, что они забрали моего отца.
— Кто? — спросила тетя.
— Полиция. Когда я пришла домой, его уже не было. Отец написал мне лишь эту записку. Я… я забыла, что вы не сможете ее прочитать, так как она написана по-польски. В ней лишь сказано, что его пригласили на беседу и что он, вероятно, возвратится домой поздно. Он написал также, чтобы я его не дожидалась и ложилась спать.
— Что за идиоты! — воскликнул я в ярости. — Что это должно означать? Почему полиция не может оставить твоего отца в покое? Мы ведь видели, что они здесь шляются, но не говорили тебе об этом, чтобы зря не нервировать.
— Были ли это опять те же, что и летом? — спросила Катя.
— Нет, сейчас другие, их двое. Эрик, Очкарик и я на днях даже разговаривали с одним из них, и довольно дружески.
— Отец пишет, что речь идет о каких-то формальностях.
— Тогда тебе нечего так расстраиваться, — сказала моя тетя, успокаивая Катю.
— Да, это, конечно, глупо с моей стороны, — ответила Катя. — Но меня очень взволновало письмо.
Тетя пригласила девочку поужинать с нами, и та согласилась.
За столом глаза у Кати были еще покрасневшими, но нервничать она уже перестала. Действия полицейских страшно возмутили меня. Ведь эти чинуши могли бы подождать, пока Катя придет домой, или же допросить ее отца дома, как в прошлый раз.
О своем деле мы, естественно, не говорили. Дяде с тетей об этом знать было не обязательно.
— Вы все что-то плохо едите, — произнесла тетя.
— Я-то ем вовсю, — возразил дядя.
— Ну да, твой аппетит ничем не испортишь. Я имею в виду ребят. Почему вы ничего не едите? Невкусно, что ли?
— Да нет, спасибо, — ответил смущенно Очкарик. Замечание тети было справедливым: никому из нас кусок в горло не лез. У всех на уме было лишь одно: что же произойдет вечером?