Признаюсь, что, когда меня выписывали, я не хотела быть здоровой. Потому что знала, что благодаря болезни получу больше внимания от
отца. Но теперь мне понятно, что если буду вести себя как дома, то я разрушу в себе все, что не успели разрушить мои родители. Недавно одна воспитательница сказала мне, что я неосознанно пытаюсь заставить свою мать заботиться обо мне. Поэтому я чуть не откинула копыта. Воспитательница права. Самое мерзкое, что моя мать не проявила ни малейшего интереса к тому, что я чуть не умерла. Она меня не навестила и даже не позвонила.
В конце июля я ездила с отцом на семейный праздник. Специально для этого мне дали свободный день и тетя пригласила нас в Мюнхен и на-
настояла на том, чтобы, наконец, снова меня увидеть. В этот день я гадко себя чувствовала и физически, и психически. На этом празднике я сидела два часа подряд на белом кожаном диване и таращилась на стеклянную столешницу до тех пор, пока ко мне не подсела моя кузина Жасмин. Мы мало знакомы, хотя в детстве провели вместе довольно много времени, потому что, когда мама лежала в больнице из-за своих межпозвоночных дисков, я полгода жила у тети. Уже тогда отец не был способен позаботиться обо мне, поэтому меня быстренько и подкинули тете. Жасмин на год старше меня, учится в гимназии и с пяти лет играет на пианино. Играет прямо фантастически! А еще у нее длинные светлые волосы. В прошлом году у нее была конфирмация, ведь она якобы верит в Бога.
В общем и целом она полная противоположность мне. Я всегда думала, что именно поэтому терпеть ее не могу. Но когда она сидела рядом и мы с ней разговаривали, я вдруг заметила, какая она милая. Показала мне старый альбом с фотографиями, и мы смеялись сами над собой. Я в четыре года сижу в песочнице... А потом я обнаружила открытку, к которой была приклеена моя карточка, где я новорожденная. Я перевернула и прочитала: «Это наша София Виктория! Разве не хороша? Теперь, когда она родилась, мы с Марлен так рады, хотя она, собственно говоря, внеплановый ребенок».
Почерк моего отца, Марлен — это мать. Значит, я внеплановый ребенок. Когда я сидела на кожаном диване рядом с Жасмин, я тысячу раз задала себе вопрос, почему они не захотели сделать аборт, мои проклятые родители. О матери я знаю, что она ходила на аборт в шестнадцать лет. Какая честь, меня она сохранила на несколько больший срок!
Наконец мы с Жасмин выяснили, что не выносили друг друга по одной и той же причине: ей все время рассказывали, как здорово я рисую, какие у меня волшебные руки, которые способны создавать на бумаге великолепные картины. А мне капали на мозги, что Жасмин прекрасно играет на пианино. Моя пианинная карьера потер-