долго их причесывала (правда, расческой)! Но она-то настаивала, чтобы я объяснила, почему не сделала этого щеткой. Если не приходит в голову какое-нибудь устраивающее ее объяснение: «Когда у меня разлад во внутреннем мире, я тут же перестаю уделять самой себе достаточно внимания; я знаю, что так делать нельзя, но для этого мне следует больше говорить о своих чувствах», тогда тебя целыми днями и неделями будут выставлять на всеобщее обозрение и сводить с ума. Кроме того, Карлотта умеет орать так, что волосы встают дыбом, а кожа покрывается мурашками. Я сразу же заметила, что ответные вопли не помогут. Здесь требуется уважение и покорность.
А толстой Кати здесь больше нет. Как-то ночью она разрезала себе руки так глубоко, что ей пришлось накладывать швы в больнице. Прощаясь, она ухмылялась. Как мало люди интересовались ее жизнью, если она пытается обратить на себя внимание таким вот способом! Мне стало ее жалко, хотя раньше я относилась к ней с презрением. А теперь она сидит в закрытой психушке, и никто точно не знает, выйдет ли она оттуда вообще. Надеюсь, когда-нибудь до нее дойдет, что презрение сильнее жалости. На самом деле никто не понимает, на кой ляд ей заниматься подобным дерьмом. В коммуне о ней заботились так, как никто в жизни никогда не заботился, но почему она должна всегда стоять во главе угла?
Такой же вопрос я задаю себе насчет Франки и Елены. В то время как Франка всего-навсего жалкая приспешница, Елена действительно просто дубина. Она из того района Мюнхена, откуда появляются все эти драчуны и пролетарии. Весь воротник ее засаленной куртки «Хелли Хансен» измазан косметикой, кольца в ушах такие огромные, что моя рука может пройти в них дважды. Как я ненавижу таких баб! Но £лену я ненавижу не потому, что у нее отстойный вид а потому что она лицемерная, коварная сволочь. Она ворует. Обворовывает каждого, кто встретится на ее пути. И открещивается до тех пор, пока ее не поймают за руку. Меня насчет нее предупреждали, но я не верила, пока не испытала на собственной шкуре. Это было как-то в понедельник утром. Я зашла в ванную, мне нужно было торопиться на электричку. Припудрила носик, провела под мышками дезодорантом, слегка взбила волосы и ушла. Около полудня вернулась домой. Дезодорант и пудра исчезли.
Я часто бываю рассеянной. Поэтому сначала ничего не заподозрила и подумала, что все отыщется само собой. Но ни фига. Все как корова языком слизнула. Я спустилась вниз и спросила Франку, не могу ли я в ее ванной, которую она делит с Еленой, посмотреть свои вещи. Я вошла в ванную, пощупала карман Елениного халата, висевшего на двери, и вытащила свою собственную пудреницу. Дезодорант я так и не нашла.