Он налил в бокалы мерцающее темным гранатом вино и заговорщически посмотрел на девушек:
— Предлагаю с сегодняшнего дня заключить между нами тройственный союз, каждый из участников которого обязуется соблюдать законы чести и взаимовыручки — быть откровенным, не врать, — да, да, милые дамы, это относится в первую очередь к вам, и не отказывать в помощи попавшим в беду. Эта заповедь скорее касается меня. Вследствие сказанного мы переходим на дружески-простое обращение. Я для вас — Стефано, вы для меня — Кристина и Бэ-Бэ. Таков мой первый тост. — Гостьи переглянулись и пригубили вино.
— Оно действительно великолепно! — воскликнула Бэ-Бэ и осушила свой бокал.
— А теперь я хотел бы выпить за отважную москвичку, благодаря которой я сижу сейчас в приятной компании, а вы, милые воительницы, не беседуете сейчас с полицейским комиссаром. Если, конечно, не предположить вариант похуже…
— Да! Она хотела убить меня, эта черномазая дрянь! Кристи спасла мою жизнь, рискуя собой, — горячо поддержала Стефано Бэ-Бэ.
Кристина смутилась. Она никак не чувствовала себя героиней, и было бы нелепо утверждать, что она безоглядно рисковала жизнью из-за взбалмошной, наглой особы.
— Ой, нет же! Я не успела даже подумать… честное слово… Просто рефлекс — невозможно стоять в стороне, когда кто-то замахивается ножом на живого человека… Или даже на животное… Я убегала из дома, когда бабушка собиралась резать курицу…
— Браво! Эта девочка еще и скромна, — улыбнулся Стефано. — Хотя то, что приветствуется в мирной жизни, очень мешает в бою. А мне думается, карьера хорошенькой девушке в мире рекламы — борьба не на жизнь, а на смерть.
— Конечно, Стефано. Я старше Кристи и успела наточить коготки. А эту голубку готов ощипать каждый стервятник… — начала Бэ-Бэ, очевидно, собираясь перейти к рассказу о неприятностях Кристи на фирме и приставаниях Марджоне. Но Кристина строго посмотрела на нее, остановив повествование.
— Ты ошибаешься, Бэ-Бэ. Я могу проиграть, но вряд ли кому-то удастся свалить меня в грязь. Этот город, этот ваш гордый и такой всемогущий Рим научил меня быть ответственной не только за свою внешность, но еще и за то, что верующие называют душой, а японцы «лицом». Я пока еще не знаю, каково мое настоящее «лицо», но постараюсь не ударить им в грязь.
Хорошо ей было декларировать несгибаемые принципы, сидя в уютном кабинете надежного, могущественного Стефано.
— Браво! Браво! Это монолог благородной героини из классического спектакля! — захлопал он в ладоши и поцеловал Кристине руку. — Буду молиться святым угодникам, чтобы твои слова не повисли в воздухе.