А зелено-пурпурный гигант, снова взмыв в воздух, оглядывал землю. Глаза ящера обшаривали то самое место, где лежал Уэллен Бедлам, но тварь его, похоже, не видела.
— Уэллен!
Голос, в котором звучал ужас, заставил его вздрогнуть и обернуться. Похоже, капитан решил, что дракон бросил ученого раненым. Он возвращался.
— Нет!
Но крик его не был услышан. Яльзо, как и дракон, не замечал ученого.
К несчастью, смертоносная тварь в небе отлично видела всадника. Разочарованный тем, что у пустил добычу, гигант снова развернулся и устремился вниз. В последний момент капитан Яльзо понял свою ошибку и, когда дракон снизился, попытался спрыгнуть с лошади. Однако на этот раз одурачить крылатое чудовище не удалось. Теперь оно следило не за лошадью, а за человеком, и в момент его прыжка выпустило еще одну струю ядовитого дыма.
Поняв, что товарищу уже не помочь, Уэллен, не разбирая дороги, побежал на запад, спасаясь от ядовитого облака. Позади раздалось ржание лошади и предсмертный кашель, который мог исходить только из человеческого горла. Но Уэллен не оглядывался.
После очередного удара дракон не стал подниматься ввысь — он, очевидно, искал ускользнувшую жертву. Тень снова накрыла Уэллена, а волна воздуха едва не сбила его с ног, но он уцелел. Лучше уж не останавливаться и надеяться каким-то образом выжить во всем этом кошмаре.
Бедлам не мог сказать, как долго он бежал. За спиной все время мерещился дракон. Холмы становились все ближе и ближе. Уэллен мельком подумал о разведчиках. Что же случилось с ними? Может, дракон изловил их еще раньше? Или они попались какому-нибудь другому чудищу? Такие мысли только заставляли Уэллена бежать быстрее, невзирая на растущую в теле боль и сбившееся дыхание. Вполне может быть, подумалось вдруг ему, что это и есть единственный способ уйти от чешуйчатого хищника — умереть от усталости.
К нему рысью подбежала лошадь.
Оседланная лошадь. Одна из тех, что принадлежали экспедиции. Свою Уэллен потерял, а лошадь Яльзо погибла вместе с седоком. Значит, эта — лошадь Прентисса Асаалька. Но где же тогда сам северянин?
Уэллен понимал, что теперь не время тревожиться о голубокожем. Лошадь была просто подарком судьбы, которым нельзя не воспользоваться. Самым ласковым и ровным голосом, на какой он был способен, измученный ученый попытался подозвать животное к себе. Вначале лошадь проявила норов — да и было отчего, — но затем медленно зарысила к нему. Когда она оказалась на расстоянии вытянутой руки, он погладил ее ноздри и осторожно нащупал поводья. Крови на удилах не было. Лошадь оказалась невредима, разве что напугана и утомлена. Уэллен снова задумался, что могло случиться с северянином. Хотя его не особо волновала судьба голубокожего, он вовсе не желал ему смерти или увечий.