— Не нравится? — спросил он озабоченно. — Вкус, прямо скажем, не очень. Но для вечной жизни можно выпить и не такое.
У меня по этому поводу было другое мнение, но из вежливости я промолчал.
— А теперь, — сказал он торжествующе, — посмотрите на эту фотографию и подумайте, кто запечатлен.
Я еще раз посмотрел на фотографию со стариками. Один из них показался мне похожим на Гениалиссимуса. Разница между висевшим тут же официальным портретом и лицом, изображенным на карточке, была огромной, но меня уже ничто не удивляло. А этот дряхлый и абсолютно лысый старикан с проваленным ртом… Я перевел взгляд на Эдисона Ксенофонтовича.
— Ну да, — сказал я, — да. Некоторое сходство есть. Правда, очень отдаленное.
— Ну, если вы догадались, — усмехнулся профессор, — тогда вглядитесь в меня внимательно, не найдете ли вы во мне сходства еще с кем-нибудь?
— Эдик, — сказал я, узнав в нем того молодого биолога, с которым меня лет примерно восемьдесят тому назад в Доме журналиста познакомил Лешка Букашев. — Это ты?
— Это я, — сказал Эдик.
— Врешь, собака! — закричал я на предварительном языке.
— Гад буду, — на том же языке, улыбаясь, ответил Эдик.
Я все же не мог поверить. Я обошел вокруг него, посмотрел на него анфас и в профиль. Я даже пощупал его, но какие-то сомнения все-таки оставались.
— Скажи, — спросил я неуверенно, — а Гениалиссимус — это…
— Ну конечно, — кивнул он печально, как бы признаваясь в том, что должно было бы оставаться в тайне. — Разве ты сам не догадался?
— Мне не надо было догадываться, — сказал я. — Эта истина лежала прямо передо мной. Но мне не хватило воображения, чтобы ее принять.
— Вот в том-то и дело! — сказал он с таким видом, как будто я подтвердил какую- то выношенную им мысль. — В том-то и дело, что мы до сих пор не доверяем нашему воображению. Мы не понимаем своего совершенства, и нам кажется, что есть какая- то объективная картина мира, которая никак не зависит от того, как мы на нее смотрим.
— Эдик, — остановил я его, — не надо мне это рассказывать. Первичное вторично, вторичное первично, я это уже слышал.
— Ты слышал, но ты этому не веришь по недостатку воображения. Ты знаешь, я, между прочим, кроме всего, изучал всяких сумасшедших, страдающих разными галлюцинациями. И я пришел к выводу, что никаких галлюцинаций не бывает. Просто галлюцинирующий видит то, чего мы не видим, а мы видим то, что не видно ему.
— Значит, если я, скажем, допился до белой горячки и мне видятся черти, они существуют реально?
— Конечно, — кивнул Эдик. — В твоем мире они существуют реально, а в моем, пока я трезв…