Признаюсь, его слова меня почти не задели. Его прежнее высокое мнение обо мне давно уже развеялось в прах. Он Симыча ставил под облака, а меня на один уровень с собой или даже ниже. Потому что он все же состоял при гении, а я болтался сам по себе. Но я, понимая, что Лео человек пустой, не обиделся. Я глянул на часы и спросил Зильберовича, как он думает, получу я место на шестичасовой рейс прямо в аэропорту или стоит забронировать его заранее по телефону.
Зильберович посмотрел на меня не то удивленно, не то смущенно (я точно не понял) и сказал, что улететь сегодня мне никак не удастся.
— Почему? — спросил я.
— Потому что Симыч с тобой еще не говорил.
— Ну так у нас еще есть достаточно времени.
— Это у тебя есть достаточно времени, — заметил Зильберович. — А у него нет. Он хотел тебя принять во время завтрака, но ты спал. А у него все время расписано по минутам. В семь он встает. Полчаса бег трусцой вокруг озера, десять минут — душ, пятнадцать минут — молитва, двадцать минут — завтрак. В восемь пятнадцать он садится за стол. Без четверти двенадцать седлает Глагола…
— Кого?
— Ну, это его конь. Глагол. Ровно в двенадцать — репетиция въезда в Россию. Потом опять работа до двух. С двух до половины третьего он обедает.
— Вот очень хорошо, — закричал я. — Пусть меня во время обеда и примет.
— Не может, — вздохнул Зильберович. — Во время обеда он просматривает читалку.
— Чего просматривает?
— Ну, газету, — сказал раздраженно Лео. — Ты же знаешь, что он борется против иностранных слов.
— Но после обеда у него, я надеюсь, есть свободное время?
— После обеда он сорок минут занимается со Степанидой русским языком, потом полчаса спит, потому что ему нужно восстанавливать силы.
— Ну после сна.
— После сна у него опять маленькая зарядка, душ, чай и работа до семи. Потом ужин.
— Опять с газетами?
— Нет, с гляделкой.
— Понятно, — сказал я. — Значит, телевизор смотрит. Развлекается. А я его ждать буду!
— Да что ты! — замахал руками Зильберович. — Какие там развлечения! Он смотрит только новости и только полчаса. А потом опять работает до десяти тридцати.
— Ну хорошо, пусть примет меня после десяти тридцати. Тогда я, по крайней мере, уеду завтра утром.
— От десяти тридцати до одиннадцати тридцати он читает словарь Даля, потом у него остается полчаса на Баха и пора спать. Да ты, старик, не волнуйся. Завтра он тебя наверняка примет. Только ты уж к завтраку не проспи.
— Все-таки вы нахалы! — сказал я в сердцах.
— Кто это мы?
— Ну, я не буду говорить об остальных, но ты нахал, а твой Симыч нахал трижды. Мало того, что заставил меня через полмира переть, так еще тут выдрючивается. У него расписание, у него времени нет. Мне мое время, в конце концов, тоже для чего-то нужно.