В меня впился немигающий взгляд сузившихся голубых глаз.
— Я не очень хороший светловерец, — сообщил Кремень тихо. — Наверно, даже плохой. Но я чту Высочайшего и Пресветлого и порой жертвую Его храмам. Так вот. Сейчас я видел, как один из храмов провалился в преисподнюю — с шумом и треском весьма сильным. Это я образно.
— Но что я делал не так? Пока ты прибегаешь к поэтическим образам, я ни архидемона не пойму! Можно конкретнее?
— Конкретнее… гхм. Да уж…
Вздох.
— Скажи, Ложка: что такое огонь? Что отличает его от иных стихий?
— Огонь — это цепная реакция… взаимодействие горючего вещества и окислителя… того вещества, соединение с которым при некоторых условиях позволяет горючему гореть. В воздухе в роли окислителя выступает кислород, но горение возможно не только в нём…
— Довольно! — по мере моих объяснений Лараг кривился всё сильнее. — Что тогда, по-твоему, магический огонь?
— В книгах есть куча дурацких и противоречивых определений, но я не хочу ссылаться на них. Потому что когда я призываю огонь, то просто повышаю температуру, и всё.
Кремень зажмурился, как от головной боли.
— Огонь призывает, — пробормотал он. — О Высочайший, терпения ниспошли мне!
— Да что не так-то?
— Всё! — рявкнул он, открывая глаза и снова вперяя в меня свой взгляд. — Ты похож на блядского некроманта, поднявшего труп невесты и дивящегося, почему жених отшатывается от пустоглазой дохлой оболочки! Температура, взаимодействие веществ… тьфу!
— Если ты хочешь, чтобы «некромант» и дальше путал подъём трупа с воскрешением, то ругайся дальше. Если ты этого НЕ хочешь — объясни, что не так, чёрта тебе в зад!
Лараг длинно выдохнул и словно заледенел. Поднял правую руку — и над ней заплясали быстрый танец рыжие, местами синеватые язычки…
Стоп. Они танцевали не над рукой, а НА руке. Прямо на ладони!
А Кремень уже взялся горящей рукой за рукоять мечехвата, выдёргивая его из ножен. На лезвии заплясало колдовское пламя, ставшее ярче, светлее и злее. Маг припал на колено и провёл горящей сталью по земле. Чахловатые стебли полигонной травы задымились, пережжённые в один миг, а на земле осталась багрово светящаяся оплавленная полоса.
Ещё мгновение, и он встал, а затем бросил в мою сторону мечехват. Я поймал.
— Потрогай лезвие, — велел он. Я повиновался — и без особого удивления обнаружил, что оно едва тёплое. В отличие от полосы сплавившейся земли. — Понял?
— Кажется, да.
— И что же ты понял?
— Призываешь огонь ты. А я — повышаю температуру.
Лараг фыркнул.
— Неужели сообразил? Те самые «дурацкие и противоречивые определения», на которые ты не бросил второго взгляда, позволяют понять и сделать то, чего ты, со всей своей дурной силой, повторить не сможешь. Или сможешь, у?