А между тем, дела с опием пошли очень быстро!.. Впрочем, этот предмет так обширен, что может повести слишком далеко; a мы еще не дошли до конца узкой улицы, на которой может быть натолкнемся на что-нибудь другое.
Вот еще лавчонка; слышен звук серебра; не меняло ли? Войдем. В лавке, видно, торгуют столярными произведениями. Доски, ящики, весла, запах крепко-душистого дерева. Два китайца, сидя на корточках, близ горящих углей, кладут клейма на американские и испанские доллары; один приложит клеймо, другой хватит молотом, и доллар летит со звоном в сторону, где набросана их уже порядочная куча. Хозяин лавки, вероятно, банкир. В Китае, из иностранных монет ходят только серебряные, преимущественно американские доллары и испанские талеры, и только те, которые имеют штемпель какого-нибудь китайского банкира, пользующегося кредитом. Между ходячею монетою очень много фальшивой, и расплачиваться с китайцем совершенная мука: всякую монету он непременно взвесит на руке, и как скоро она покажется ему сомнительною, звякнет ею по полу, рассмотрит, подумает, — конца нет!
Улица упирается в стену, некуда идти, нет исхода из этого коридора, нет простора, где бы можно было хоть вздохнуть порядочно. Пройдемте через узенький проход, который мы и не заметили бы, но нам указал его шедший сзади нас лодочник. Прошли, но и там, сейчас за домами, тянется канал, весь покрытый тесно столпившимися лодками и шампанками; на каждой своя семья, дом, своя посуда, свое грязное белье и разная нечистота, не смотря на домовитые усилия хозяек, моющих и вытирающих все углы своего качающегося жилища. В этот канал, дома, смотрящие на улицу каменными фасадами, упираются деревянными клетушками и надстройками на высоких сваях. He заглядывайте в тень этих свай, в затишье этих зеленых вод… Ho по крайней мере за каналом блестит изумрудная зелень рисового поля, a за полем группы дерев, из-за которых поднимает свою остроконечную верхушку высокая пагода. Дальше разливы и изгибы широкой реки, блещущей как сталь, или как отлив черных волос; еще дальше воздушные громады рисующихся гор, с их легкими контурами, с переливами и игрой красок и теней; на них играл последний луч заходившего солнца, — все это было поразительно хорошо и отрадно, по выходе из смрадной, тесной и грязной улицы.
На клипер возвращаться было еще рано; мы зашли посидеть на балконе космополита-трактирщика. У него есть и жена, единственная женщина в европейском костюме во всем Ньютауне (семейство Купера живет на блокшиве); но эта единственная представительница европейского нежного пола не может похвалиться ни красотой, ни грацией.