Бухта Милосердия удивительно хороша, как декорация. Если бы нужно было представить самое дикое и ужасное место, «куда ворон костей не заносит», куда ни звери, ни птица, никакое другое животное не заходило, и где случайно занесенного путцпка ожидает какой-нибудь злой волшебник, то для такой декорации лучше Милосердия трудно найти место.
На другой день я ездил на берег. При устье горной речки лежало на боку разбитое судно; срубленные его мачты находились неподалеку, прибитые волною к камням; половина палубы и бушприт были снаружи; судя по всему, кораблекрушение было недавно. По близости, в пещерах и у камней, видны были следы недавнего пребывания людей: где стояла бочка, где заметны были остатки костра… Какие красноречивые комментарии к бухте! Кто были эти бедняки? Переправились ли они на шлюпках до Чилийской колонии? Многие ли из них погибли? Отправились ли остальные внутрь острова? Последнее грозило бы тоже гибелью: кроме голодной смерти нечего там найти.
Судя по погоде, в океане все еще ревел шторм, потому что, каждые полчаса, налетали к нам порывы; мы пользовались наступавшею тишиною, чтобы пристать к берегу, и едва отыскали место, где можно было выйти, не рискуя разбить шлюпку; наконец, увидели, что к камню в большом количестве прибило морской травы, за которую можно было уцепиться крюком; упругая масса её легла между шлюпкою и камнем: мы выскочили на все, ползком взобрались на берег и, пройдя шагов десять, решили, что дальше идти не зачем, потому что, кроме мха и камней, ничего не увидим. И отсюда можно было наблюдать за процессом оживления острова: во камням виднелись местами сначала серые и зеленые пятна, далее органические зачатки приобретали более определенную форму листьев мха; потом между камнями поднимались низенькие деревца с крепкою листвой, которая, в свою очередь, покрывалась мхом, до того густым и твердым, что на него можно было становиться, и зеленая упругая масса только колебалась под ногами; местами можно было даже проникнуть под этот покров мха; там было сыро, темно и холодно. По выходе оттуда, даже камни, пригретые недавним солнцем, казались не такими дикими.
На третью ночь нашей стоянки, порывы были очень сильны, и нас так дрейфовало, что стало нужно развести пары. К утру (1-го марта) мы снялись и, с попутным ветром и попутным течением, вошли в самое узкое место пролива. Оба берега представляли ряд однообразных, невысоких холмов, местами покрытых снегом. Волнения не было; порывы были не сильные и попутные. Только теперь мы ощутили приятность плавания этим проливом и поняли, почему его предпочитают огибанию мыса Горн. Там встреча двух океанов, постоянные свежие ветры и неправильное волнение часто бывают гибельны для судов. Имея пары, нет никакого расчета огибать мыс Горн. Мы были первые, проходившие на русских военных судах Магелланов пролив.