— Мы набожная семья. Так много жертвуем в храм. Нок даже здесь, в Крунг-Тепе, оставалась благочестивой. Я всю жизнь работал в поле. В молодости целый год провел в монастыре. Когда умру, буду пребывать в нирване. Мне не хочется думать, что мою дочь убил дурной человек. Иначе я сойду с ума. — Он держал голову меж толстых мозолистых ладоней и, пока говорил, поворачивал ее то в одну, то в другую сторону.
Это движение окончательно добило меня, вызвав чувство полной беспомощности. Хотелось, как мы часто слышим в кино, сказать, что я достану убийцу и предам правосудию, но даже эти наивные крестьяне мне бы не поверили. Они, наверное, смирились с тем, что на свете живет человек, прервавший жизнь Нок, и выбросили его из головы. Теперь их интересовало одно — как устроить свое будущее и кем заменить единственного кормильца.
Мать будто прочитала мои мысли.
— Нам стоило больше тысячи бат приехать сюда. — Она неотрывно смотрела мне в глаза.
Я достал портмоне и протянул ей две тысячи, а сам окинул глазами комнату (никаких следов крови или борьбы). Затем поклонился и вышел.
Я чувствовал тяжесть на сердце, и потому, очутившись на улице, решил немного прогуляться. Дом Нок — один из многих, возникших здесь в результате спекуляции земельными участками. Все строения однотипны: длинные пятиэтажки с одинаковыми клетушками. Моргни глазом, и можно легко представить, что перед тобой Освенцим или Дахау. Моргни снова, и очутишься в любой точке «третьего мира». А если моргнуть трижды, поймешь, что в век функционального варварства нас ждет будущее как в концлагере. Нужно отсюда выбираться.
Когда я вернулся в участок, мне позвонил Викорн.
— Где ты был?
— Расследовал убийство.
— Сончай, на этот раз я не прошу, приказываю: не лезь в это дело. Тебе и так повезло, что ты до сих пор жив. Я понимаю, тебе на все наплевать, кроме своего благочестия, но если не хочешь послушаться меня, не суй свой нос в эту историю ради Чаньи и нерожденного ребенка. Танакан раздавит тебя как клопа и не заметит. Хочешь, чтобы Куракит правильно расследовал твое убийство. Что тебе это даст?
Я вспомнил отца Нок и собирался ответить: «Нирвану», — но не хватило ни безгрешности, ни мужества. Вместо этого я пробормотал:
— Хорошо.
В сложившихся обстоятельствах общество разочаровавшегося наркоторговца (он же кинорежиссер) показалось мне желанной встряской. Тем более Ямми только что прислал мне эсэмэску:
«Я в „Кимси“. Пью. Присоединяйтесь».
«Кимси» — японский ресторан на Сукумвит напротив торгового центра «Эмпориум» под мостом надземки. Он выглядит так, словно его перевезли из старого района Токио и собрали в Бангкоке под пристальным оком японского контролера, наблюдающего за соблюдением качества. Я заходил туда пару раз, и меня поразило, что все там, кроме тайских официанток, натуральное японское, включая сильно пьющих служащих, каждого из которых ждала на полке личная бутылка превосходного саке с напечатанным на ней именем.