— Я беспокоюсь о вас, дорогая.
— Ну что вы, не стоит.
— И все-таки я беспокоюсь.
— Хорошая сцена! — прошептал Корбин.
Кендалл промолчал.
Он наблюдал, как Купер подошел к Хелен Фрирз, в данный момент играющей кассиршу, заплатил по счету, толкнул воображаемую вращающуюся дверь и вышел на улицу. Пока он шел за кулисы, Джози допивала свой кофе.
— Вот сейчас должно начать темнеть, — сказал Кендалл и сделал пометку, что темнеть должно чуть раньше. Джози допила кофе, взяла салфетку, аккуратно промокнула губы, немного помедлила, встала, нехотя надела пальто — о Господи, как она была хороша! — придвинула стул обратно к столу, подошла к кассирше, заплатила по счету и толкнула все ту же воображаемую вращающуюся дверь.
Начало темнеть.
Когда Джози двинулась через сцену, ресторан у нее за спиной — сперва стол и стулья, потом стойка кассирши — медленно стали погружаться в темноту. Подняв воротник пальто, словно защищаясь от пронизывающего ветра, девушка смело вышла наружу, С каждым ее шагом за ее спиной становилось все темнее и темнее. А потом свет зловеще начал меркнуть и перед нею, так что теперь девушка шла в сгущающейся темноте, а позади нее лежала сплошная тьма.
Из этой тьмы внезапно возник высокий мужчина в длинном черном плаще и надвинутой на глаза шляпе — Джерри Гринбаум, на этот раз не отпускающий никаких шуточек, играющий всерьез, в костюме, который он откуда-то выудил и впервые надел. Если на предыдущих репетициях он использовал вместо ножа какую-то деревяшку, то теперь — возможно, вдохновленный этим освещением — Джерри сжимал в руке настоящий хлебный нож, который он подобрал где-то за кулисами. Он держал его высоко над головой, как Тони Перкинс в «Психо», когда он подходит к Марте Бэлсэм. Джерри даже двигался так же, как Перкинс, — широкой, размашистой походкой, на негнущихся ногах, и одного воспоминания об этой сцене было достаточно, чтобы у зрителя кровь застыла в жилах, — хотя Кендалл планировал построить эту сцену немного по-другому.
Нож злобно устремился вниз, и, когда Джози повернулась, чтобы скрыть этот треклятый удар от зрительного зала, его лезвие сверкнуло в точно нацеленном луче света. Нападавший исчез во тьме. Джози упала на сцену и застыла.
Потом, словно плакальщики на ирландской тризне, возникли остальные актеры, окружая упавшую Актрису. Детектив принялся опрашивать их всех так, словно она на самом деле была мертва — спросил у Режиссера, о чем они разговаривали во время обеда, спросил у Дублерши, не ссорились ли они в последнее время, а под конец повернулся к самой Актрисе, которая — вот так сюрприз! — вовсе не умерла, а уже поднялась со сцены и теперь сидела в кресле, изображающем больничную кровать, и слабым голосом отвечала на вопросы Детектива. Сцена отличалась от прочих своей скучностью и затянутостью.