— И кто же?
— В любом случае я до смерти проголодалась.
— Хм.
— И я терпеть не могу есть в одиночестве.
— Хм.
— Так что я позвонила вам.
— И вот мы здесь, — сказал Клинг.
— И наконец-то одни.
* * *
Ночью в постели она рассказала ему, как она боялась. И как она до сих пор боится.
— Ну что ты, — сказал он, — не беспокойся. — И принялся утешать ее: гладить ее бедра, целовать соски, грудь, губы.
— Все произошло так быстро, — сказала она.
— Ну что ты, что ты.
— Вдруг кто-нибудь поймет...
— С чего вдруг они поймут?
— Знаешь, люди не так уж глупы.
— Да, но каким образом они могут догадаться?
— А вдруг нас кто-нибудь видел?
— Никто нас не видел.
— Ты не можешь точно знать.
— Ты что, кого-нибудь заметила?
— Нет, но...
— И я не заметил. И нас никто не видел. Не волнуйся.
Он снова принялся нежно целовать ее. Губы, грудь. Его рука скользнула под тоненькую ткань ночной рубашки и принялась ласкать ее тело.
— Все произошло так быстро, — прошептала она.
— Так и должно было быть.
— Они будут спрашивать...
— Наверняка.
— Меня. Тебя. Они будут спрашивать.
— А мы им расскажем. Все, кроме...
— Они не дураки.
— А мы умнее.
— Они поймут.
— Нет.
— Обними меня, Джонни, я так боюсь!
— Ну что ты, Мишель, не волнуйся.
Двое полицейских, обыскивающих переулок, ругались. Они были уверены, что, если бы жертва не была знаменитостью, никто и не почесался бы из-за этого чертова покушения.
— К тому же, — проворчал один из полицейских, — выбрасывают оружие только спецы. Они используют холодное оружие, потом его выбрасывают, мы его находим и можем засунуть себе в задницу. А если человек не наемный убийца, он никогда не станет выбрасывать оружие. Нож ведь тоже денег стоит — вы как думали? Что по-вашему, человек станет выбрасывать нож только из-за того, что кого-то им ткнул? Не болтайте чепуху. Хороший нож стоит сорок, а то и пятьдесят баксов. И выбрасывать его только из-за того, что он немного выпачкался в крови? Да вы чего, спятили?
— А кто такая эта пострадавшая, что нам теперь приходится под дождем обыскивать этот сраный переулок? — поинтересовался второй.
— А хрен ее знает, — ответил первый. — Я о ней никогда не слыхал.
На обоих полицейских были черные накидки, и они натянули на головы капюшоны, но все равно у них уже промокли и головы, и плечи. А разглядеть что-нибудь в два часа ночи в темном переулке, да еще под этим монотонным дождем, было трудно, несмотря на то что полицейские усердно обшаривали каждый дюйм лучами своих фонариков. Хотя они и не совсем точно выражались, но все же были правы, когда говорили, что этот относительно незначительный случай прошел бы совершенно незамеченным — особенно если учесть, как много пострадавших было всего лишь в прошлую субботу в Гровер-парке, — если бы не та подробность, что жертва была актрисой, когда-то игравшей главную роль в разъездной труппе, дававшей «Энни». И вот теперь им приходилось ползать по этому сраному темному переулку и разыскивать нож, которым какой-то хмырь поцарапал какую-то никому не известную «звезду».