Иван посмотрел на него, сказал серьезно:
- Плохо с отцом-то, Вова.
- А чего плохо-то? Чай, не утонул: отлежится.
- Эх, глупый!… - Иван с сожалением и очень стесняясь высвободил палец из детского кулачка. - Рыбу я там принес. Сунь ее в подпол.
Вовка нехотя пошел исполнять поручение. Пока он, сопя и вздыхая, громыхал тяжелым люком, Иван собрал грязные тарелки, смахнул со стола, прикрыл хлеб и чугунок с кашей кухонным полотенцем.
- Ты бабки дождись или матери, футболист, - сказал он, когда Вовка вернулся. - Ребенка одного не оставляй.
- А что ей сделается? - недовольно спросил Вовка. - Я ее подушкой привалю, чтобы не ползала и не убилась.
Из разговора было ясно, что Вовка уже все продумал и спорить с ним бесполезно. Поэтому Иван начал издалека:
- Ты вроде рыбачить со мной собирался?
Вовка мгновенно повернулся к нему.
- Когда пойдем?
- Когда?… - Иван испытующе посмотрел на него. - Три условия тебе ставлю: посуду помыть, воды в бачок натаскать и Ольгу не оставлять. Выполнишь?
- Выполню, - вздохнул Вовка.
- Завтра в семь приходи к катеру. Знаешь, где стоим?
- Знаю! А чего брать? У меня и на верхоплавку есть, и закидушка…
- Снасть будет полная. Пальтишко захвати.
- Так тепло. Лето.
- Леща пойдем брать, Вова. А лещ, он ночью ловится, в тишине. - Иван положил руку на нечесаную, добела выгоревшую голову мальчишки и подумал, что здорово решил насчет рыбалки: значит, часть улова можно будет свободно отдать Вовке как долю в общем труде.
- Все сделаю, дядя Иван, - говорил Вовка, провожая его к дверям. - Посуду помыть - раз, воды натаскать - два, Ольгу не оставлять…
- Да, вот еще. - Иван остановился. - Матери скажешь, чтобы сегодня же в отдел кадров с паспортом пришла. Со своим паспортом, не забудешь?…
Иван шел назад легко и быстро. Все же удачно начался день: и с Вовкой он справился, и насчет рыбалки придумал, и вовремя, очень даже вовремя вспомнил, что Паша Никифорова нигде не работает. И только досадное обстоятельство портило настроение: как же это можно идти в дом, где малые дети, и не захватить с собой кулек карамелек?…
На крыльце приземистого одноэтажного дома, где размещался отдел кадров, сидел рослый парень, сбив на затылок помятую форменную фуражку с треснувшим серебряным "крабом". У ног его стоял потрепанный чемоданчик, к ручке которого был лямками привязан плотно набитый солдатский вещмешок. Темные масляные пятна окрасили мешок в грязно-черный цвет: видно, хозяин швырял его где попало. Флотские брюки парня, зауженные согласно столичной моде, тоже были в пятнах и потеках, зато белоснежная рубашка сияла ослепительной чистотой; в вырезе ее виднелись неправдоподобно синие полосы новенькой тельняшки.