– ...Эти разбойники вернулись ещё вчера, а мальчишки так и нет, – в который раз повторил монах. – Где он сейчас? Может, кости его гложут шакалы?
– Отдали, как собачонку бездомную, – уставившись в муть налитой в чашку ячменной водки, высказался Одноногий. Он удерживал чашку в ладонях и на последних словах, откинув голову, выпил жидкость до дна. Лицо его сморщилось, он тяжело выдохнул и невольно качнул головой.
– Заешь, – монах протянул ему обжаренную заячью ногу.
Одноногий отстранил её мозолистой ладонью и откинул со лба липкие от пота волосы.
– Для них, что ли, я его вырастил? Учил его уму-разуму? – с вызовом громко потребовал он ответа у монаха. – Для них?
– Бедные и слабые должны покоряться данной им всевышним судьбе, – примирительно отозвался такому вопросу монах. По нему было видно, своей судьбе он давно покорился и даже удобно приспособился к её превратностям. – За это у них будет лучшей следующая жизнь.
Но мастер не унимался, глаза его слезливо заблестели.
– Для них я учил его ремеслу?.. – настаивал он на ответе.
Продолжить он не успел.
– Дядя, – остановил его слабый и надтреснутый голос, который неожиданно раздался за порогом.
Рыжая собачонка первой сообразила, что произошло, и беззвучно поднялась с разогретого пола у горна. Приветливо размахивая драным хвостом, опустив лисью морду, она засеменила к задёрнутому циновкой дверному проёму, радостно ткнулась носом под рваные штаны, которые обвисали на заляпанных грязью и расцарапанных до крови ногах подростка. Грязным оборванцем он ступил в мастерскую и измучено пошатнулся. Одноногий как будто проглотил язык от радости. Не находя слов, он растеряно привстал, и Удача, приблизившись к нему, ткнулся в грудь расцарапанной щекой, судорожно вздрогнул худыми плечами.
– Без тебя никуда не поеду, – глухо объявил он, и в голосе его прозвучала непоколебимая, выстраданная решимость бороться за принятое решение.
Будущие охранники дворца Потала и телохранители Далай-ламы воспитывались из сильных и выносливых детей погибших степняков наёмников. Их многолетняя подготовка совершалась вдали от поселений. Жили они в степных долинах высокогорья, в юртах, в своём особом замкнутом мире под началом ламы-воспитателя и подчинённых ему опытных воинов. К ним-то и отправили Удачу и Джучу.
Жизнь Удачи круто переменилась. Неделя за неделей он привыкал видеть другие горы. Они были ближе к небу, пронзая облака и устремляя в небесную синь далёкие белые вершины, неприступно заледенелые, как будто одетые в броню, непроницаемую даже для горячих лучей яркого солнца наступающего лета. Другой была межгорная степь, изрезанная частыми холмами, с разбросанными по ним валунами. На холмах расставлялись пять больших юрт, где ночевали его сверстники, которым под надзором зрелых учителей предстояло стать беспрекословно преданными воинами Далай-ламы. Другими были отношения со сверстниками. В отличие от Джучи, он среди детей воинственных степняков кочевников оказался чужаком, отличаясь от них по мировосприятию и прошлому образу жизни.