— Не удивительно, — сказал Бульбо.
— А вы не подумали, что им придется пробиваться через всю эту армию, чтобы попасть к вам? — спросил попугай. — Сдается мне, эти сокровища приносят вам одну только головную боль. Уже и дракона нет в живых, а вам все равно грозит смерть!
— Нудин, это попугай пытается острить, — сказал Бульбо.
— Спасибо, я заметил, — ответил Нудин. — Но думаю, когда наступит зима, и сюда придут мои друзья, Барт станет более сговорчивым. Бюрократия и отсрочки в конце концов победят! — Он гневно потряс своим боевым молотом и вернулся к поискам Шерон-Стоуна.
Бульбо знал, что с Нудином вообще трудно вести дела, но сейчас его поведение начинало граничить с безумием и становилось опасным для окружающих. Бульбо просто обязан был что-то предпринять, пока ситуация не стала совсем критической. В принципе, воббит уже привык к этой роли.
Он подождал, пока не настала ночь, и переложил Шерон-Стоун в карман штанов. Затем он залез по веревке на вершину баррикады, где Толстяк был оставлен за часового.
— Здесь холодно, — сказал гном. — Я себе уже все пальцы отморозил.
— Да, ветер здесь ледяной, — согласился Бульбо. — Слушай, Толстяк. Я чего-то не могу уснуть. Может, объелся хрени на ужин, а может, золотая подушка слишком жесткая. Ворочаюсь, а сон никак не идет. Давай поменяемся. Моя очередь караулить начинается в полночь. А ты иди пока погрейся. Бифи развел новый костер из старых облигаций. Я приду и разбужу тебя в полночь. Авось к тому времени и мне спать захочется. Идет?
— Еще бы! По рукам! Эй, а где веревка?
— Ой, это? — спросил Бульбо, стараясь держаться как ни в чем не бывало.
В руке у него был моток бархатной веревки, из которой были сделаны заграждения в фойе КузнецБанка.
— Нудин назначил меня ответственным за смахивание пыли с бархата, — сказал Бульбо. — И как после этого ему доверять?
— Да, с ним не соскучишься, — сказал Толстяк. — Ты только посмотри, в какую заварушку он нас всех втянул! Ты сам слышал, что сказал попугай. Тринадцать гномов против всего Малоземья! Еще один пункт в списке поражений Нудина. Нужно было увольняться, как только он нанял Брендальфа.
Толстяк еще долго мог жаловаться на жизнь, но решил взять себя в руки и лишь тяжело вздохнул.
— Ты извини меня, Бульбо. Эта осада меня скоро доконает. Я бы все отдал за тарелку нормальной еды. Соглашусь даже на нашу традиционную гномскую кухню.
— Я тебя понимаю, — сказал Бульбо. — Ну ты иди и погрейся, а я приду за тобой в полночь.
— Спасибо, Бульбо. Для воббита ты очень даже ничего.
Бульбо пропустил мимо ушей эту двусмысленную похвалу и проводил глазами Толстяка, который, тяжело пыхтя, слез с баррикады. Он немного подождал, а затем привязал конец бархатной веревки к ножке старого стола для переговоров. Вскоре он, так же тяжело пыхтя, начал спускаться по веревке вниз, но с другой стороны баррикады. Оставив веревку болтаться просто так, Бульбо надел на палец кольцо и побежал в сторону осаждающего лагеря, откуда доносился запах вкусной еды и бурный смех врагов.