- Расскажи ещё, - попросил он целительницу.
- Так нечего уже, - развела она руками. - Всё, что знала, сказала.
- Расскажи... Расскажи, отчего ты такая, - вырвалось само собой. - Такая... добрая?
Последнее слово упорно не желало быть произнесенным, но другого он подобрать не сумел.
- А какой мне быть? - в тусклом свете единственной свечки, стоявшей между ними на грубо сколоченном столе, вдруг видна стала каждая морщинка на ее лице.
- Как все.
- А все, что, недобрые?
- Все не тратят силу на первого встречного, не приводят чужаков в свой дом, не делятся с ними последним...
- Значит, хорошо, что меня встретил, а не еще кого, - улыбнулась женщина, так и не ответив на его вопрос.
Ответ, правдивый или нет, Истман узнал спустя два дня от Фаски, плюгавого рябого мужичка, к которому Олья послала его за спиртом для настоек, дав на мену бидон козьего молока и мешочек трав.
- Ты не обижай её, парень, - словно только и ждал удобного случая, чтобы сказать это, Фаска. - Хорошая она, но беззащитная, как дитя малое. Заклятая потому что.
- Как это - заклятая?
Самогонщик плеснул в чарки своего продукта, разбавил на глаз водой и кивнул покупателю на скамью.
- Весел сегодня, - сообщил он. - Сами боги отдохнуть велят. Боги твою Олью и закляли. Семь лет уж прошло по-нашему, когда мужики с той стороны вернулись, да рассказали, что имперцы уже почти до самой Черты дошли. И что хутор спалили, где сын её с семьёй жил. Хороший был парень, дар имел, как и мать, да не захотел его в кармане держать - в большой мир пошел, целителем там, говорили, знатным стал. А от огня дар его не уберёг. Поплакала Олья, да кинулась других своих детей искать, они ж все четверо вслед за братом из кармана ушли. И к кому не кинется, только могилы находит. Одного Сайли вот привела. Утешение, да только слабое. Месяц после она сама не своя была, а в конце не выдержала, на кладбище пошла, где молельня стоит, и давай перед богами причитать. Заберите, говорит, меня из этого мира, чтобы я больше зла его не видела. Только сказала, как молния с неба ударила, и прямо в неё. Думали, всё, услыхали пресветлые молитву, к себе прибрать решили. Но глядим - живая. И по сей день живет, не хворает. А вот зла, как сама просила, с того дня и не видит. Совсем. А когда человек зла не видит, его всякий обидеть может. Вот я и говорю... Выпьем, что ли?
На сказку похоже. Но ведь, правда, зла Олья не замечает. В нем же не заметила? Смотрела прямо на него, нож в руках видела, но так и не поняла, что к чему. И боги тут, возможно, ни при чем - тронулась рассудком от горя.