"Охранка". Воспоминания руководителей политического сыска. Т. 2 (неизвестный) - страница 26

Поезд тронулся, увозя меня в новую жизнь и работу.

По воцарении большевиков жандармы были объявлены вне закона и подлежащими поголовному уничтожению. Андрей оказался в Москве, где он проживал уже в отставке. Несмотря на это, он подлежал аресту и убийству вместе с другими жандармами. Банда матросов во главе с каторжником ворвалась в его квартиру; на грубость матроса Андрей дал ему пощечину и с презрением сказал: «Предатели, подлецы!» Не прошло и мгновения, как приклад каторжника размозжил ему с размаха череп, и он как сноп свалился к ногам стоявшей тут же его жены.


Глава 4 ОБРЕЧЕННЫЙ МИНИСТР

Перед отъездом в Кишинев мне было приказано явиться к министру внутренних дел Вячеславу Константиновичу Плеве. Это было вскоре после кишиневского погрома>7. Плеве был возмущен, что власти, проявляя бездействие, допустили беспорядки, почему тотчас же были уволены кишиневский губернатор фон Раабе, полицеймейстер Ханженков и начальник охранного отделения барон Левендаль. Вместо них были назначены князь Урусов, впоследствии товарищ министра внутренних дел, а далее член 2-й Государственной думы и опять товарищ министра во Временном правительстве, полицеймейстером - полковник Рейхарт, а начальником охранного отделения - я.

Плеве в кратких, но ясных выражениях дал мне ряд указаний и в заключение сказал:

- Антиеврейские беспорядки в Кишиневе дискредитировали местную власть и осложнили положение в центре. Такие явления совершенно недопустимы. Губернатор и вы должны работать согласованно и всячески ограждать население от всяких насилий…

Несколько сухой, но ясный в своих выражениях и мыслях Плеве производил впечатление человека волевого, твердого в своих убеждениях и фана-тика-службиста. Производила впечатление и его представительная наружность высокого пожилого мужчины, с седыми волосами и усами, бритым подбородком, с энергичными чертами лица и проницательными, устремленными на собеседника глазами.

Многие недолюбливали Плеве. Не говоря уже о левых кругах, преувеличенно считавших его олицетворением реакции; не любили его и придворные и высокочиновный Петербург за то, что он не принадлежал к их среде и был неумолимым врагом какой бы то ни было протекции. Кроме того, он представлял собой полный контраст своему предшественнику Сипяги-ну, человеку с большими родственными связями в петербургском свете, которого называли «русским барином». Плеве для большого света был толь-

Россия*^мемуарах

ко бюрократом, не считающимся с его обычаями и ревниво оберегавшим свое министерство от посторонних вмешательств и влияний.