Рай со свистом пуль (Зверев) - страница 5

– Да пошли вы все! – истошно завыл молодой человек, выбираясь из обломков и отползая к кровати. Он сходил с ума от страха, растирал замороченную голову, усиленно моргал. – Да что же это такое творится… да что же это за бред такой…

– Мы должны молиться, Александр Наумович, – глубокомысленно изрек потный толстяк. – Неважно, верим мы в Бога или нет, все равно мы должны молиться – иначе, я чувствую, добром это путешествие не кончится…

– Да ну вас в зад, Константин Михайлович. – Блондинка изменилась в лице и превратилась в злобную валькирию. – И без ваших молитв наша светлая грусть превращается в какую-то беспросветную тоску…

– Анна, заткнись! – рявкнул глава семейства. – Сколько можно говорить, что нам нечего опасаться?

– Точно, папуля, нечего, – кивнула Ева. – Раньше надо было опасаться. Кстати, тебе не приходит в голову, что боженька таким вот интересным способом решил наказать тебя за твои грехи, которые нет сейчас смысла перечислять, поскольку ты и так о них знаешь?

Глава семейства собрался возмутиться, покрепче обнял рыдающую жену. Нависла тоскливая тишина, нарушаемая лишь ревом бури за иллюминатором и треском ломающейся мебели. Только лысый толстячок продолжал что-то тягостно бормотать – дребезжащий голос напоминал блеяние овцы.

– Да заткнетесь вы когда-нибудь, Константин Михайлович? – обозленно выкрикнул молодой человек по имени Адам. И покрутил кулаком перед бледным лицом визави, покрытым толстым слоем жира.

– Сами заткнитесь, Адам Станиславович! – взвился толстяк. – А если я вас напрягаю или раздражаю, то вы всегда можете пойти на хрен!

– Подождите… – прохрипел, поднимаясь с пола и растирая пострадавшую ногу, семейный доктор Герман Германович. – Мне одному из присутствующих кажется, что качка начинает уменьшаться?

– И мне кажется… – перестала плакать и сглотнула слюну супруга главы семейства и начала выпутываться из объятий Александра Наумовича.

– Слава богу! – обрадовался толстяк.

– А мне вот, боюсь, не кажется, – проворчала блондинка Анна.

– Да, собственно, и мне, – фыркнула брюнетка Ева. – Мало того что нас по-прежнему трясет, как Японию, так мы еще куда-то понеслись…

– Вот черт… – встрепенулся Адам Станиславович и на четвереньках засеменил к иллюминатору. Он отдернул штору, сплющил нос о толстое стекло. Потоки воды хлестали по иллюминатору, но какая-то видимость сквозь него сохранялась. Он напряженно всматривался в ночную серость. Там явно что-то происходило – из темноты выплывало что-то невнятное, угловатое, раздробленное, разбросанное по волнам. А за этой россыпью на «Викторию» надвигалось что-то внушительное, массивное, неумолимое…