Эверли удивился:
— Как что? Разумеется, сидел в театре на своем месте.
— Нет, я не об этом. Что вы тогда чувствовали?
— Ну, — ответил Эверли, — я просто смотрел спектакль и…
Вдруг он улыбнулся.
— Ага, — сказал Перри Мейсон, — вижу, вы начинаете понимать. Так что вы делали?
— Смеялся, — ответил Эверли.
— Вот именно, — произнес Перри Мейсон так, словно ответил этим на все вопросы.
С минуту Эверли озадаченно смотрел на него, потом сказал:
— Но я не понял, какое это имеет отношение к нашим присяжным.
— Самое прямое, — объяснил Мейсон. — Присяжные — те же зрители. Их немного, но тем не менее они — зрители. Удачливые драматурги должны понимать человеческую природу. Они сознают непостоянство настроения толпы. Они знают, что она не способна сохранять верность, не способна удерживать одно какое-то чувство долгое время. Если бы в той пьесе, что вы видели, зрителю не дали возможности посмеяться после драматической сцены, пьеса бы провалилась.
Публика в этом театре отличалась непостоянством, как и любая публика. Она не жалела эмоций, сопереживая героине в ее страшный час. Она ей сострадала, притом от чистого сердца. Зрители были готовы расстаться с жизнью, лишь бы она спаслась. Они бы убили злодея своими руками, когда б он попал к ним в руки. Они переживали без обмана, искренне, от всей души. Но удержать эти переживания дольше чем на три минуты они б не смогли и под страхом смерти. В переплет попали не они — героиня. Глубоко и искренне ей посочувствовав, они хотели восстановить свое эмоциональное равновесие смехом. Умница драматург это знал и предоставил им повод посмеяться. Когда б вы изучали психологию, вы бы заметили, с какой охотой публика уцепилась за возможность посмеяться.
У Эверли зажглись глаза.
— Хорошо, — сказал он, — а теперь объясните мне, как это соотносится с присяжными. По-моему, я начинаю понимать.
— Этот процесс, — сказал Перри Мейсон, — будет коротким, быстрым и драматичным. Обвинение строит свою линию на выпячивании чудовищной стороны убийства, на подчеркивании того, что речь идет не о поединке умов между адвокатами, по о справедливом возмездии извергу, который убил. Защитник обычно стремится не допустить того, чтобы ощущение ужаса окрасило собою процесс. Он вскакивает с протестами против демонстрации фотографий. Размахивает руками и выкрикивает возражения. Наседает на свидетелей и тычет в них пальцем, драматизируя перекрестный допрос. Все это призвано разбить цепь эмоций, смягчить ужас происходящего и вернуть присяжных в обстановку судебной драмы, не дав им сосредоточиться на всем ужасе убийства.