Лаврентьев готов был расцеловать хирурга-пластика. Тот на самом деле сделал невозможное. Психоаналитик хорошо помнил лицо жены после аварии. Видел, когда делали перевязку. Оно было страшным. Открытые раны с набухшими, истекающими сукровицей краями... Это даже лицом нельзя было назвать.
– Я имплантировал живые участки кожи, так что некоторое время твоя жена может ощущать небольшой дискомфорт. Но затем все войдет в норму.
На этой оптимистичной ноте Галкин распрощался с ним.
Через день после того, как окончательно сняли повязки, Лаврентьев забрал жену из больницы.
– Как здорово снова очутиться дома, – сказала она, едва переступив порог квартиры. – Ты и не представляешь. Мне кажется, что я здесь не была уже тысячу лет.
Он вполне ее понимал. Она чудом выжила. И это было ее второе рождение.
Рита мало говорила, больше слушала его. Не спорила. Ходила по квартире, с каким-то упоением вздыхая. Она была как ребенок, и ему это нравилось.
В первую ночь после того, как Рита выписалась из больницы, он, лежа в темноте на широкой кровати, осторожно спросил:
– Тебе, наверное, некоторое время нельзя будет заниматься любовью.
– Почему? – неприятно изумилась она, как если бы он сказал нечто обидное.
– Все же авария... – попытался оправдаться он.
– У меня там все цело, – хмыкнула она, и рука ее мягко легла ему на грудь, а затем, медленно перебирая пальчиками его кожу, поползла вниз.
Он закрыл глаза от подступающего возбуждения и включил бра. Жена зажмурилась и тут же погасила светильник.
– Я, кажется, стала стеснительной, – засмеялась она с детской непосредственностью.
Может, это было и к лучшему. Об этом он подумал уже позже. Такой бурной ночи Лаврентьев уже и не помнил. Даже в медовый месяц такие выпадали редко. Да и прошло уже после этого медового месяца десять лет. И вот – пожалуйста!
Два дня он жил в полуреальном мире. Забыл о своей практике, о том, какие у него до этого возникали планы. Все отошло на задний план. Рита полностью заняла его мысли.
А потом... Был звонок. Рита подняла трубку и о чем-то недолго говорила. После чего он заметил: она изменилась в лице.
– Тебе плохо? – встревоженно спросил он.
– Нет. Немножко голова закружилась.
– Кто это звонил?
– Подруга.
– Лариса?
– Да. Она.
– У нее какие-то проблемы?
– Все в порядке, – отмахнулась Рита, спеша на кухню.
На некоторое время он забыл об этом звонке. Но через день снова раздался звонок. Он поднял трубку, однако разговаривать с ним не захотели. Связь оборвалась, едва он подал голос. Лаврентьев сходил в магазин, а когда вернулся, Рита разговаривала с кем-то по телефону. Увидев мужа, она закруглилась с беседой и как ни в чем не бывало улыбнулась ему. Правда, улыбка эта ему не понравилась. Она была явно вымученной, и за ней скрывалась некая тревога.