– Иначе, – кивнул Рощин. – Если люди, то иначе.
Он уже сидел не на заплеванном полу душной камеры, а брел по зеленому лугу, наслаждаясь чудесными видами. Птицы радостно щебетали на деревьях. Их голоса становились все тоньше, все пронзительнее, пока не превратились в многоголосый писк. Внезапно на луг набежала тень, сделалось сумрачно и тревожно. Приглядевшись к птицам, Константин понял, что принял за них больших крыс, снующих по веткам. Они готовились прыгнуть прямо на него. Прикрывая голову, он бросился наутек, но встречный ветер замедлял его бег, а ноги путались в траве.
«Конец, – понял Константин, изо всех сил пытаясь очнуться. – Я все-таки уснул, и теперь мне крышка».
Сделав отчаянное усилие, он закричал, будя себя этим жутким хриплым воплем. Некоторое время затекшие конечности отказывались ему повиноваться, но наконец Рощину удалось пошевелить пальцами, а потом и открыть глаза.
За маленьким оконцем серел рассвет.
– Проснулся? – спросил растянувшийся поперек камеры Рогач. – Тогда разомнись малехо и давай ко мне. – Он подвинулся, освобождая место на полу. – Пошепчемся. Разговор не для мусорских ушей.
– О чем разговор? – спросил Константин, когда, взвесив все «за» и «против», пристроился рядом.
Он все еще ожидал внезапного нападения или какого-нибудь другого подвоха, но то, что произошло, ошеломило его гораздо сильнее.
– Пойдешь со мной в бега? – спросил Рогач шепотом. – Все готово, все продумано. Риск, конечно, есть, но без него в нашей жизни никуда. Что скажешь, Роща?
Константин нахмурился.
– То убить готов, то в кореша зовешь, – проворчал он, не зная, как реагировать на неожиданное предложение.
– Так я тебе поначалу не верил, – пояснил Рогач.
– А теперь, выходит, веришь?
– Не до конца, но характер ты показал, и он у тебя не гнилой, Роща.
– Спасибо за честь, но…
– Отказываешься, – с упреком констатировал Рогач.
Константин молчал. За спиной было почти шесть лет, проведенных в неволе. Впереди этих страшных, мучительных, невыносимо долгих лет было в три раза больше. Дотянет ли Константин свой срок до конца? Вряд ли. Гонору многовато. Рано или поздно сунут ему блатные заточку под ребра или мусора в карцере сгноят. И вроде не велика потеря для человечества, но Константина не устраивал такой конец. Во-первых, не хотелось подыхать в расцвете сил. Во-вторых, не желал, чтобы его закопали на безымянном кладбище, в то время как братья Мотыли по-прежнему жировали бы на воле.
– Я не отказываюсь, – сказал Константин, уставившись в потолок немигающим взглядом. – Я думаю.
– Хрен ли тут думать? – занервничал Рогач. – Делать надо.