Но Хорек был воином почище многих берсеров. Он мог бояться, но не мог отступать. Он подался вперед, челюсти сжались, острые мелкие зубы прокусили горло врага. Револьвер с токером упали на бетон, Максар попятился, закинув руки за голову, вцепился в волосы Хорька, пытаясь сорвать его.
Собрав последние силы, Игорь Сотник дотянулся до револьвера, поднял и выпустил пулю в лицо Максара. Потом перевернулся на спину и уставился вверх неподвижным взглядом.
Пуля, пробив повязку, вошла в глазницу, и Максар бер'Грон прозрел. В его глазнице словно раскрылось Око, бурлящая энергия полилась под череп. Он увидел весь Нэш, мириады мерцающих нитей, на которых вспыхивали и гасли разноцветные капли света. За миг до смерти он понял, что его Бог недостижим — миров слишком много, Власть над всеми невозможна, и жизнь его была бессмысленна.
Бесконечная сеть порталов ослепила Максара, он попятился, и возле колодца завалился назад. Хорек спрыгнул с него. Максар опрокинулся прямо на молнии и повис, раскинув руки. Энергетический поток начал приподнимать тело, все выше, выше — и втолкнул его в портал. Силуэт несколько раз мелькнул там, вращаясь вместе с изумрудными светом, и пропал.
Хорек боком упал на край дыры, ребро хрустнуло. Он повис, соскальзывая, но обхватил ногами штангу и сумел выбраться.
Впереди умирал командир, и Хорек пополз. Ничего от Вотана бер'Зара не осталось в нем, он снова был маленьким испуганным ребенком. Он ухватил Игоря за плечо, подтянул себя ближе и обнял его.
— Командир, я его убил! — всхлипнул Хорек. — Завалил гада! Командир, слышишь? Батя! Чего ты молчишь? Это я! Батя, слышишь? Это же я, Ваня! Командир, ну что же ты молчишь?
Голос слабел. Хорек прошептал что-то еще, положил голову на грудь Игоря и затих. Сердце в груди, к которой прижималось пробитое пулей ухо, не билось.
— Да что ж ты извиваешься, змеюка подколодная? — презрительно бросил сержант Каримов и отступил на шаг, балансируя на узкой штанге высоко над землей. Патроны у него давно закончились, зато в руке был нож.
А в руке медленно идущего к нему Фелиза — боевой двузубец, который тот носил в ножнах под одеждой. Костяная рукоять длиною около полуметра раздваивалась, дальше шли два изогнутых стальных стержня, заостренных и с кривыми шипами, которые разрывали сделанную двузубцем рану. Фелиз тихо шипел и покачивал плечами, то слегка приседая, то распрямляясь, приближался к сержанту.
Каримов надеялся, что кто-то из его людей еще жив, но уверенности не было. Бой продолжался — а точнее, сотни беспорядочных стычек, перестрелок и рукопашных, кипевших по всему лагерю.