Диэго отправился спать, прихватив с собой керосиновую лампу. Электричество строго экономилось: все для холодильников! Нежный переливчатый смешок Соледад всколыхнул ночную тьму: почему мы не идем танцевать, Диэго, я хочу танцевать! Она прищелкнула пальцами, точно кастаньетами, и пересохшие половицы испуганно заскрипели под дробный топоток ее босых ножек.
— Ночь еще не кончилась, Диэго, пойдем танцевать!
— Мы ждем мою сестру.
— Мы уже две недели ее ждем! Почему он ничего не делает — Барни, почему он ждет, а не отправится за нею сам? И потом, сегодня она уже не приедет, самолет был еще утром; ну идем, Диэго!
Барни побрел в сторону маленького причала. Здесь почва подрагивала сильнее. Если не считать мощного каменного выступа, мешающего гасиенде сползать в воду при каждом весеннем паводке, вся окрестность представляла собою зыбучие пески. Сколько раз за истекшие десятилетия Хагуэносы спокойно встречали рассвет на этом незыблемом утесе, где гасиенда стояла, точно цапля на одной ноге, среди жирного ила и размытой земли? Здесь ходила поговорка: «Каменные, как Хагуэносы». И еще одна: «Жизнерадостная, как Изабель». По-португальски это звучало красивее.
Временами, особенно когда Барни надоедала болтовня Диэго, ему хотелось закончить историю Изабель на свой манер — одним махом. И точно так же, как он сдерживался и не просил Диэго заткнуться, он пока еще не решался схватить Керию «поперек живота», отшлепать всласть по круглому заду, замереть, прижавшись к ее жаркому телу и признаться ей наконец, как она нужна, необходима ему; пускай назовет это любовью, если хочет! Но нет, он позволял Диэго молоть языком, он придумывал все новые и новые предлоги, родившиеся из разговора с Полиной в Сен-Манде. Ничто не подготовило его к увиденному там.
Сидя напротив него в саду, где от заснеженной земли по ногам текла ледяная стужа, Полина слушала его, нервно сжимая в руках папку с рисунками. После долгих колебаний, окончательно продрогнув, он пробормотал, что здесь очень холодно. Полина невозмутимо отрезала: «Тем лучше. Мне необходимо как следует прозябнуть, чтобы откровенно поговорить с вами». Она именно так и выразилась. Эта ведьма насмешливо взирала на него, пока он целых три четверти часа барахтался в путаных объяснениях по поводу интереса к этой малышке Хагуэнос… к Изабель… я хорошо знаю, что… ну, в общем, вы понимаете… Полина улыбнулась: о да, она понимает, все мужчины действительно идиоты.
Словом, они начали пикироваться и притом весьма умело. Полина, увлекшись, пошла напролом, заявив, что Изабель действительно существует, то есть существовала, даже если Керия придала ей форму литературного персонажа, которая никого не способна ввести в заблуждение. И, кроме того, между ними есть существенное различие (Полина в азарте даже стукнула кулаком по подлокотнику своего шезлонга): неужели непонятно, что маркиза ни на йоту, ни на миг не была Керией; она — всего лишь попытка приближения к реальной действительности, и попытка не во всем удачная! И Полина, с раздражением учительницы перед тупым двоечником, произнесла в высшей степени пламенную речь, раздражающую Барни как прикосновение оголенных электрических проводов. О Господи, до чего же она действовала ему на нервы! Эти умные бабы кого хочешь доведут, обращаясь с вами как с приготовишками!