– В тридцать восьмом случилась странная история… Хотя, если вдуматься, и не странная, – усмехнулся Сталин. – Творческие люди – как дети. Их нужно поддерживать, направлять… И наказывать, между прочим, тоже нужно. Иначе… Но я не об этом. В Кремле был прием. Иногда нужно дать творческим людям почувствовать себя взрослыми и важными. Актеры, режиссеры…
Все было очень чинно и достойно. Как обычно. Гости поднимали тосты за товарища Сталина, за советское искусство, за партию. Подходить к Хозяину с бокалом чокаться было неудобно, поэтому сам Иосиф Виссарионович традиционно обходил наиболее известных гостей, чтобы коснуться своим бокалом их бокалов и сказать пару-тройку дежурных комплиментов. Сталин действительно смотрел все новые фильмы, имел хорошую память, поэтому никогда не путал имен персонажей и не забывал подробностей сценария.
– Здравствуйте, товарищ Сталин, – сказал актер Жаков. – Я хотел поблагодарить вас…
Обычно скупой на эмоции и жесты, Жаков был взволнован и не скрывал этого. Не мог скрыть. Вино в бокале очень хороший индикатор даже самой легкой дрожи в руках.
– Олег Петрович, – усмехнувшись в усы, сказал Сталин, – ведь это вы играли Боровского в «Великом гражданине»?
– Да, товарищ Сталин.
– Какой мерзавец, – посерьезнев, громко произнес Сталин. – Подлец. Настоящий враг. Таких нужно уничтожать без всякой жалости…
Жаков побледнел.
Сталин пригубил бокал, кивнул и пошел дальше сквозь толпу гостей. Он успел сделать несколько шагов, прежде чем заметил взгляды окружавших его людей. Они чего-то испугались. Или даже не испугались – так смотрят зеваки, оказавшиеся на месте крушения поезда. Или аварии. Так смотрят на людей, которые попали под колеса вагона, которых разрезало на несколько кусков, но самый большой кусок все еще жив, шевелится и даже, может быть, стонет… Нужно бы отвернуться, но что-то – любопытство? радость оттого, что это не ты умираешь, а кто-то другой? – что-то заставляет смотреть-смотреть-смотреть…
Сталин не оглянулся. Он понял, что произошло, понял, что совершил ошибку, но не мог же он, в конце концов, кричать на весь зал, извиняясь. Тем более что извиняться-то по большому счету было и не за что.
Минут через пять, разговаривая с кем-то из артистов, Сталин искоса посмотрел на Жакова – тот стоял белее снега, прислонившись спиной к стене, а вокруг него была пустота. Люди старательно обходили актера, словно он был заражен смертельной, неизлечимой болезнью.
Его уже вычеркнули из списка знакомых и друзей. Из списка живых, похоже, его тоже вычеркнули. Те, кто еще несколько минут назад разговаривал с ним, обменивался шутками, даже хлопал его по плечу, вдруг стали чужими. И не просто они сторонились Жакова – он сам не решался, не мог подойти к ним. Окликнуть кого-то? И что? Тот человек вынужден будет как-то отреагировать… Шарахнется прочь? Сделает вид, что не услышал?