- Я понимаю. - Я погладил по голове девочку, от чего она улыбнулась во сне. - Но разве от этого понимания, будет легче? Нет.
Вскоре я и сам уснул.
По утру, встали с предрассветным туманом, вновь раздув, потухший костер за ночь, подкрепились из припасов эльфа. Помятые, не выспавшиеся, немногословные и подавленные мы ждали, когда светило взойдет в зенит.
- Я покидаю вас. - Леофоль быстро доел, собирая нехитрый свой багаж. - Дальше наши пути расходятся.
- Спасибо вам господин эльф. - Поклонилась старушка. - Если бы вы не предупредили, даже не знаю, что бы стало с нами.
- До скорого. - Я не особо за ним смотрел, целиком погруженный в свои мысли.
- Ты думаешь, мы еще увидимся? - Эльф замер как-то странно на меня смотря.
- Мир тесен. - Дежурно выдал я.
- Мир - огромен. - Он улыбнулся. - Он не кончается этим лесом.
Я смотрел за его сборами, за тем как он скользит и двигается. Грациозный, утонченный, он случай в моей жизни в не самый из приятных ее моментов. Прощались не долго, молча, кивнув друг другу на прощание. Вскорости же и сами стали собираться в дорогу.
До окраины граничащей с домом Априи добирались часа три, подойдя к месту уже к полудню.
Дальнейшие события я плохо запомнил. Много боли, море, заливающее утратой и горечью какой-то непонятной обиды, захлестывало меня с головой. Больше половины деревни не пережило этой ночи.
Дед Охта, лежал обгорелым куском мяса, на пороге сгоревшего дома с распоротым от и до животом вывалив пунцово синие внутренности на землю. Люди, немногие оставшиеся серыми безликими тенями ходили по пеплу, не находя себе места. Плачь, крики боли, стоны умирающих. Все смешалось, давя на мои плечи, заставляя пригибаться к земле, руки била дрожь, самому хотелось выть во весь голос, это было страшно, так страшно и отвратительно гадко, что даже идти куда-либо было выше сил, ноги подогнулись, я упал на колени, чувствуя как дорожки слез, бегут по лицу.
Иша, бедная женщина, промучалась всю ночь. Ее, как и других женщин, солдаты увели в лагерь, мужики, кидавшиеся на солдат пытаясь защитить своих жен, были вырезаны все до последнего. Самих же женщин порезали как скотину поутру у реки, бросив их тела голыми изломанными куклами.
Свою боль отдалить смог лишь заботой. Я не мог позволить увидеть Ви, своих родителей. Убитого отца и старшего брата, мать у реки стеклянным неживым взглядом смотрящую в небо.
Нельзя ей видеть это, пусть ей больно, пусть она знает, что потеряла сегодня свою семью, но пусть она не увидит того, как чудовищно люди могут поступать с людьми. Я не могу позволить ребенку ощутить такую боль, я просто не представляю, как бы она смогла бы жить дальше, и что бы это была за жизнь.