— Выпей, а я тебя перевяжу. Он вернулся с пригоршней обрывков полотенца и бутылкой.
— Сядь спиной к окну и сними рубаху. Вот тебе еще виски. Выпивка тебе понадобится, пока я буду работать.
Бенц нервно дернул головой в сторону окна:
— Почему ты шторы не опустишь?
— Привлечет внимание. Честные люди в ваши дни не задергивают шторы. Сиди тихо, сейчас будет больно.
После еще трех порций виски Бенцу стало лучше. Теперь они с Мойлендом сидели за столом и пили, и нервы у Джо постепенно успокоились.
— Ты правильно сделал, что пришел, — сказал Мойленд. — Нет смысла прятаться в нору, как названный кролик, или бодаться с каменной стеной. Глупо это.
Бенц кивнул:
— Я им так и говорил.
— Кому — им?
— Кому? Да никому. Тем ребятам, что встретил на дороге. Бродягам.
Мойленд налил ему еще.
— На самом деле ты был в подполье.
— Я? Не говори глупостей, Зак.
— Слушай, Джо, я не мальчик. И я твой друг. Даже если бы ты мне рассказал, это ничего не изменило бы. Во-первых, у меня нет доказательств. Во-вторых, я симпатизирую подполью — как всякий американец. Я только считаю, что у них негодное руководство и глупая тактика. А то бы я сам к ним примкнул.
— Глупые они — это точно! Здесь ты не ошибешься.
— Так ты там был?
— А? Слушай, не подлавливай меня. Я давал честное слово…
— Остынь! — сказал Мойленд, как бы отмахиваясь. — Не бери в голову. Я ничего не слышал и ничего никому не могу рассказать. Меньше знаешь — дольше живешь.
Он сменил тему.
Жидкости в бутылке постепенно убавлялось, а Мойленд тем временем излагал свой взгляд на события.
— Стыд и позор, что нам пришлось так трудно усваивать свой урок, но реальность такова, что мы фактически стояли на пути прогресса. Когда-то в сорок пятом было время, когда мы могли это сделать сами, да только духу не хватило. Всемирная организация, всемирное правительство. А теперь мы стояли на дороге, вот нас и сровняли с асфальтом. Так должно было случиться, и умный человек мог это предвидеть.
Бенц страшно возмутился, но не сразу нашелся, что сказать.
— Слушай, Зак, так ты хочешь сказать, что тебе это нравится?
— Нравится? Конечно, нет. Но это было необходимо. Если тебе надо будет вырвать зуб, тебе это может не нравиться, но все равно придется. И в любом случае, — продолжил Мойленд, — это не так плохо. Большие города так или иначе были экономически нецелесообразны. Нам бы пришлось самим их взрывать. Можешь назвать это уборкой лома.
Бенц стукнул пустым стаканом:
— Пусть так — но ведь нас превратили в рабов!
— Не так страстно, Джо! — сказал Мойленд, наливая в его стакан. — Ты ведь говоришь абстракциями. Коп на углу мог тебя замести, когда только хотел. Это свобода? И важно ли, с ирландским или каким-нибудь другим акцентом говорит коп? Нет, друг, слишком много чепухи болтают насчет свободы. Свободы нет ни у кого. Ее вообще нет на свете. Есть только различия в привилегиях. Свобода слова? Вот сейчас мы говорим свободно. Или тебе надо обязательно забраться на трибуну? Свобода печати? А ты был владельцем газеты? Не будь фраером. Теперь, когда ты проявил здравый смысл и вернулся, ты увидишь, как мало изменился мир. Чуть больше порядка и нет страха войны, и это, в общем, все. Девки как давали, так и дают, ушлые ребята загребают монету, а фраерам остаются огрызки.