Вполне естественно, что Паня ждал разговора о траншее, и удивился, когда Федя спросил:
— Собираешь, Панёк, предложения, как лучше оформить коллекцию для Дворца культуры?
— Ну, собираю… Только пока стоящих предложений нет. А что?
Лицо у Феди было спокойное, но будто усталое. Впрочем, это можно было объяснить тем, что на него падал свет ненастного дня.
— Знаешь, ты поговорил бы с Геной, — посоветовал Федя. Он все время книги по минералогии и по электротехнике читает. Я его спросил — может быть, он что-нибудь придумает, а он сказал: «Если придумаю, так для себя, а в краеведческом кружке я не состою!» Плохое рассуждение, правда? Давай сегодня вместе к Гене подойдем.
— Ты всегда больше других хочешь! — взъерошился Паня. — Не буду перед Фелистеевым хвостиком вилять: «Помоги коллекцию оформить!» Сами придумаем, что надо.
— Это тоже глупое рассуждение. Гена тебя и по-английски подтянул бы. У тебя произношение такое, что весь класс хохочет.
— «Произношение, произношение»! Будет и у меня хорошее произношение. Я уже так язык наломал, что три дня типун сидит… Вообще, чего ты волнуешься? У нас теперь в звене мир, мы с Генкой не ссоримся, поражений тоже нет, и Вадька двойку исправил… — И, сам, того не желая, Паня добавил: — А ты думаешь о всяких пустяках, будто тебе ни до чего дела нет!
Конечно, Федя понял намек. Обеими руками он взялся за мраморный подоконник и напружился, будто собрался вывернуть его из гнезд.
— Ты… о траншее говоришь? — спросил он, не глядя на Паню. — Думаешь, я не знаю, что на траншее прорыв? Нет, я знаю. Раньше Степан радовался, что его в пестовскую бригаду взяли, а теперь… молчит и молчит. Он на крепких породах никогда не работал, а тут известняки такие… Только Пестов сейчас работает хорошо, а Калугин и Степан отстают… Больше всего Степан отстает… Ты слышал, что Марков сейчас сказал? Слышал?.. Нужно бригаду «Четырнадцатого» укрепить! Значит, вместо Степана другого машиниста поставить, да? — Голос Феди упал, он всем телом оттолкнулся от подоконника, повернулся и пошел по коридору.
— Постой!
Паня нагнал его, схватил за руку, заглянул в его лицо и увидел сжатые, побелевшие губы, увидел глаза, полные тоски, стыда…
— Пусти! — сказал Федя, пытаясь освободиться.
Но тут Паня оказался сильнее первого силача в классе.
— Что ты придумал, Федька! — воскликнул он. — Марков всякую дурь проповедует, а ты ему веришь… Я сам вчера слышал, что батька сказал: он сказал, что Степан хорошо растет, батя им доволен. Скоро известняки кончатся, и тогда «Четырнадцатый» так развернется, что держи — не удержишь. Моя мама сегодня к вам в гости придет и то же самое Галине Алексеевне от батьки передаст.