- Вот, — назидательно сказал Д.Э., - вот. Сто раз я говорил: надо делать то, что любишь. Лысый ничего не любит, поэтому для него ничего не имеет смысла. Бородатый плавучий саркофаг.
Они с компаньоном, как обычно, во время собачьей вахты, стояли на носу, у брашпиля.
- А стихи? — фыркнул М.Р. — Вот дает! Пишут не для славы, не для денег — хотя, конечно, то и другое было бы здорово. Вот я… вот мы, например, пишем, чтобы не повесить нос. По зову сердца и для дела. Что ты ржешь-то?
- По зову сердца! — честно ответил Д.Э., продолжая смеяться.
Компаньон надулся.
- Ох, сэр, — Джейк вытер глаза рукавом. — Клянусь вам: ваши стихи — самые гениальные стихи, что я читал за всю свою жизнь.
- Идите вы! — пробурчал М.Р.
- Ну, вот вы неправы, неправы, — Д.Э. хотел похлопать поэта по тощему плечу, поднял руку и, сморщившись от боли, передумал. — Они правда гениальные.
Он осторожно оперся спиной о медный поручень и принялся рассуждать.
- Во-первых, они действительно помогают не вешать нос, а это самое важное.
М.Р. немножко подождал.
- А во-вторых? — спросил он. Компаньон запнулся.
- А тебе мало, что ли?
Он подумал еще и продолжил:
- И знаешь, что. Могу поклясться, стихи этого лысого наверняка о том, как плох сей мир и как лысый, бедолага, в нем мучается. Я из-за таких, как он, и стихи не люблю.
М.Р. взглянул на компаньона из-под бровей.
- Кстати, — Джейк поднял палец, — это и есть «во-вторых». Я вообще до тебя считал, что все стихи — ерунда. А теперь — вот, аж сам пишу.
- Не подлизывайтесь, сэр, не подлизывайтесь.
- Что это я подлизываюсь? — возмутился Джейк. — Ты вон попробуй кого-нибудь развеселить, когда в жизни такая жопа! А твоими стихами получается. Ну, я неправ?
Дюк немножко порозовел. Но все равно молчал.
- Ну хорошо, — сказал Джейк. — Пусть не гениальные. Но выдающимися-то ты должен их признать?
- Когда ты сам пишешь точно такое же?
- Да ну, — фыркнул Д.Э. — Пишу, как попугай, на тебя глядя.
- Чтобы было не то, что выдающееся, а хотя бы просто хорошее, нужно, чтобы хвалила публика, — мрачно заметил поэт.
- Ну вот же, я и хвалю.
- Так ты-то не публика! — воскликнул М.Р.
- Так писал-то ты мне, — резонно заметил Д.Э. — Я и есть публика. Но, вообще говоря, к вашим услугам весь экипаж. Эксперимент, сэр?
- Издеваешься? Это же бисер перед свиньями!
- Хорошие стихи, — опять возразил этот засранец, — и свинья поймет.
М.Р. смутился окончательно.
- Нескромно ведь, — пробормотал он.
- Тогда, — жестоко сказал Д.Э. - ты умрешь. Ты умрешь, а все скажут: такой, дескать, он скромный был! И все, больше ничего не скажут. Потому что о стихах твоих и знать никто не будет. Нравится?