Ушел от нее… так до сих пор и не найдя себя.
Правда, однажды я ее встретил. Вернее, думал, что встретил. Мутант-ворм от души поглумился над моей памятью. Ментально влез ко мне в голову, выковырял оттуда самое сокровенное и навесил образ моей любимой на грязного дампа… Которого тут же и убил чужими руками исключительно для того, чтобы позабавиться, посмотреть, как поведет себя хомо, спятивший от пережитого…
Уроды бывают во всех мирах. Только недавно я узнал от Кощея, что ворм жил ради такого рода развлечений — сам придумывал сценарии, сам играл в своих спектаклях главную роль… и умер на придуманных им же подмостках, напоследок чуть не заставив меня застрелиться от чувства вины и безвозвратной потери. Возможно, двести лет назад он был бы великим актером или писателем, автором гениальных романов. Здесь же все кончилось банально.
Я предал земле тело ворма и пошел искать своих друзей, изо всех сил стараясь не думать о том, кого же я похоронил на самом деле.[19] И задумался настолько, что не заметил, как забрел в хищное болото, умеющее затуманивать мозги своих жертв не хуже размышлений о безвозвратно ушедшем времени…
Я встряхнул головой. Время воспоминаний закончилось. Передо мной, пронзая небо шпилем, возвышалась Спасская башня Кремля.
Возле ворот башни стояли двое самых натуральных бородатых стрельцов, таких же, как в школьном учебнике истории. Длиннополые кафтаны, усиленные железными пластинами, шапки с опушкой, кожаные рукавицы. Поди, днем в жару такая одежда не в радость, зато эдакий бронежилет в случае чего не только ножом, но и мечом не сразу возьмешь. Стрельцы опирались на бердыши внушительных размеров, из-за их плеч торчали стволы старинных кремневых ружей, а через грудь у каждого шла перевязь, на которой болтались деревянные цилиндрики с пороховыми зарядами, сумка для пуль и пороховница. Да уж, геморройное это дело было в Средневековье из ружья стрелять… Хммм… Сейчас, впрочем, тоже.
А еще на груди каждого стрельца красовалась начищенная до блеска медная бляха со знаком островерхой кремлевской башни. Чтоб каждый знал и понимал, что не от балды великой торчат парни с бердышами возле ворот, а при исполнении.
Я подошел поближе.
— Внутрь пустите?
— А что ж не пустить, пустим, — сказал один, у которого борода была подлиннее да погуще, чем у второго. — Обе фузеи сдашь в караулке под расписку, ножи можешь оставить. По какой надобности в Кремль?
— По личной.
— Понятно. Не хошь — не говори, твоё дело. Но учти. В крепости сейчас особый режим. Начнешь бузить — штраф десять золотых. Побьешь кого не в целях самозащиты, а по дурости — пять плетей, вира тридцать золотых и больше в Кремль даже не суйся. Поломаешь кому кости ни за что — тебе по суду то же самое сломают, плюс вира пятьдесят золотых, плюс изгнание. За убийство — смерть.