– Я не одна, не обижайся. Если что-то срочное, давай выйдем, – услышал он голос Татьяны, будто издалека.
– Не отвлекайся, я заглянула на минутку.
В принципе и застать не надеялась, – ответила Ирина.
Щелкнул замок. Арсений хотел снова пересесть в кресло и почувствовал, что не в состоянии подняться. Отпустило через несколько минут, но контуженным. Он начал воспринимать происходящее, будто со стороны в готовом «фильме» о нем. Нечего было обдумывать, все было ясно. Материал одновременно снимался, просматривался, озвучивался и монтировался. И уже не важно было, есть ли в словах и жестах вторые, пятые, десятые смыслы. Первые-то не слишком волновали.
Татьяна:
– Ирина забегала. Первый секретарь Евгения Владиславовича. Помнишь? Мы теперь редко видимся, заняты, в разных концах города живем. Так что удивила, если честно.
Арсений:
– Иногда тянет к определенным людям. Сам тут такой сижу.
Татьяна:
– Ты другой. Ладно, проехали. На чем мы остановились?
Арсений:
– Когда ты рассказывала про семейную тайну, я не задал один вопрос. Тогда его у меня просто не возникло. Но ответ нужен. Ты твердила, что не намерена участвовать в обмане. Но ни словом не пожалела своих родственников. И мужчин и женщин. Они ведь тоже могут разлюбить. Смотри, у опостылевших очагов их держат страхом, им плохо. Ты хоть бы намекнула, что хочешь отпустить рабов на волю, за счастьем.
Татьяна (неожиданно резко и презрительно):
– Как я их отпущу? Они – не мои рабы, а суеверий. Думаешь, Татьяны грозились кого-то извести? Никогда! И мне не заповедовали. Все сами воображали некую кару за отступничество и награду за верность. Сами себя и боялись, и премировали. Сейчас я знаю, что еще было, кроме нежелания лгать и обрекать на это свою внучку. Наша семья превращалась в секту. И ей уже не хранительница была нужна, а повелительница. А спрос рождает предложение. У Татьян на святости крышу заметно сносило.
Арсений:
– Да, семья – секта, и все секты метят в большие семьи.
Татьяна:
– На бабушкину годину, когда все собрались, я объявила, что согласно завещанию мы все переходим в распоряжение своих ангелов-хранителей, как нормальные люди. Меня нарек ли Татьяной только для того, чтобы я огласила последний привет. Страшно было, казалось, сейчас меня какой-нибудь глас проклянет или сама сдохну. Но ничего, обошлось. Угадай, что начали творить рабы на свободе? Первым ушел от мамы мой папа. Это все.
Ее сухие глаза отчаянно договаривали: «Я думала, честность принесет мне радость. Но вдруг почувствовала себя никем. И чтобы то ли самоутвердиться, то ли уравняться в грехах с родными, которые пустились во все тяжкие, увела у Иринки Костю. И потеряла лучшую подругу. Мне до сих пор больно. Если бы тебя здесь не было, я впустила бы ее». Арсению не дано было прочитать этот нехитрый текст во взгляде дословно. Но то, что она хочет побыть одна, он уловил. Поблагодарил и ушел. Про таких визитеров Александр когда-то говорил: «Набегут, душу вывернут наизнанку, убегут, а я думай: „Зачем приходили?“»