— У меня нет… — начала она, но вовремя спохватилась и не закончила фразу.
— Чего?
Ее гнев сменился полным самообладанием. Девушка улыбнулась.
— Ничего. Где вы научились так хорошо говорить по-арабски?
— У себя дома.
Лейла была изумлена.
— Я думала, вы американец.
— Я и есть американец. Но мои родители выходцы из Иордании. Их фамилия была Курейджи. Отец переделал ее в Кэрридж еще до моего рождения, когда открыл свой первый ресторан. Думал, что американским посетителям будет легче произносить «Кэрридж», чем «Курейджи».
— Они живы?
— Нет.
— И их никогда не тянуло на родину?
— Тянуло.
— И хорошо, что они не вернулись, — быстро произнесла Лейла. — Пока сионисты у порога.
Дик молча посмотрел на нее. Трагедия как раз и состояла в том, что они вернулись на родину. Иначе они и сейчас были бы живы.
Лейла приняла его молчание за знак согласия.
— Это не будет продолжаться вечно. Скоро мы с ними разделаемся. В последнюю войну уже почти разделались, но нас предали.
— Кто?
— Некоторые представители нашего собственного народа. Люди, которые заботятся только о том, чтобы набить карман, да еще о власти. Если бы они не помешали, мы бы загнали сионистов в море.
— Я не очень понял, кого вы имеете в виду.
— Узнаете, — многозначительно пообещала она. — И очень скоро. — Девушка улыбнулась и сменила тему разговора. — Хотите, я приготовлю кофе?
— Это очень любезно с вашей стороны. Но мне бы не хотелось вас беспокоить.
— Никакого беспокойства. Кроме того, я тоже хочу кофе. Вам по-американски или по-турецки?
— По-турецки, — попросил он, хотя предпочитал по-американски.
— Сейчас, — и она направилась к двери.
Дик задумчиво смотрел вслед. Да, она странная. Если бы он мог прочесть ее подлинные мысли. Он машинально взял следующую папку с документами. Эго был его отчет о компании «Арабские Куклы Лимитед». У Кэрриджа зарябило в глазах, и он положил папку обратно на стол. Видимо, переутомился. Можно будет продолжить после кофе.
Через четверть часа вернулась Лейла. Дик посмотрел на нее и от удивления открыл рот. У нее все же была другая одежда! Вместо привычных голубых джинсов на девушке был белый балахон с золотым кантом спереди, по которому расположились два ряда пуговиц. Сквозь прорези балахона просвечивало ее смуглое тело. На ней явно ничего больше не было.
Лейла поставила серебряный поднос ка низенький столик возле кушетки и не торопясь разлила кофе. От него поднимался густой белый пар. Девушка посмотрела на Дика.
— Идите сюда. Я не скажу отцу.
Он улыбнулся и пересел к ней на кушетку.
— Да, мне почему-то кажется, что не скажете.